Артур Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

Нет, у меня нет Эдинбургского издания Стивенсона {418}. Если вы думаете сделать кому-нибудь такой подарок, я бы вам этого не советовал, потому что, мне кажется, лучше иметь Стивенсона в разных книгах, чем в одном многотомном издании. Для любого писателя качество важнее количества, и Стивенсон – не исключение. Я уверен, что друзья, которые чтут его память и распоряжаются его наследием, имели четкие указания, как печатать это издание, возможно даже, оно было составлено еще до его трагической смерти. И все же, по большому счету, мне кажется, лучшее, что можно сделать, дабы увековечить память писателя – это произвести тщательный отбор его произведений, по которым о нем будут судить в будущем. Каждая слабая веточка, каждый недоразвитый отросток должен быть отрезан, пусть останутся только здоровые, сильные, сочные ветви, чтобы дерево могло простоять еще долгие годы. Какое ложное впечатление может сложиться у какого-нибудь критика, который будет жить через несколько поколений, если ему придется выбирать один из полудюжины томов этого издания. Подумайте, с каким замиранием сердца мы бы следили за тем, как он, гадая, с чего бы начать, водил бы пальцем по корешкам, как бы мы молились про себя, чтобы выбор его пал на то, что все мы так любим: «Новые арабские ночи», «Отлив», «Потерпевшие кораблекрушение», «Похищенный», «Остров сокровищ». Эти книги никогда не утратят очарования.

Две последние книги можно назвать лучшими в своем жанре, и, как видите, «Похищенному» и «Острову сокровищ» отведено особое место на моей полке. «Остров сокровищ» лучше с точки зрения сюжета, но «Похищенный» имеет более непреходящую ценность как прекрасное описание жизни северо-запада Шотландии после последнего восстания якобитов {419}. В каждом из романов есть яркий, притягательный герой. В первом это Долговязый Джон Сильвер, во втором – Алан Брек. Конечно же, Сильвер с его лицом, широким, как окорок, и крошечными сверкающими, как стеклышки, глазами, – король всех морских разбойников. Обратите внимание, каким образом автор добивается нужного эффекта: сам рассказчик почти никогда не дает оценку Сильверу, впечатление складывается на основании сравнений, недомолвок или непрямых отсылок. Жуткого Билли Бонса преследует страшная мысль об «одноногом моряке». Капитан Флинт, сообщается нам, был храбрым человеком, и «никого он не боялся, кроме Сильвера. Он, знаешь, мягко стелет, этот Сильвер…» [33]Или еще, когда говорит сам Джон: «Одни боялись Пью, другие – Флинта. А меня боялся сам Флинт. Боялся меня и гордился мной… Команда у него была отчаянная. Сам дьявол и тот не решился бы пуститься с нею в открытое море. Ты меня знаешь, я хвастать не стану, я добродушный и веселый человек, но, когда я был квартирмейстером, старые пираты Флинта слушались меня, как овечки». И вот так, шаг за шагом, перед нами появляется личность вкрадчивого, но жестокого и своевластного одноногого дьявола. Для нас он не порождение вымысла, а живой человек, из плоти и крови, с которым нам приходится иметь дело. Именно в этом заключается смысл приема непрямого описания, к которому прибегает автор для создания этого образа. А сами джентльмены удачи! Насколько просты и в то же время сильны маленькие штрихи, которые передают их привычки, образ мыслей и действий. «Я хочу жить в капитанской каюте, мне нужны ихние разносолы и вина», или: «Вот если бы ты поплавал с Билли, тебя не пришлось бы окликать два раза. Билли никогда не повторял приказаний, да и другие, что с ним плавали…» Морские разбойники в романе «Пират» тоже великолепны, но им не хватает той «человечности», которую мы видим здесь. Пройдет очень много лет, прежде чем Долговязый Джон потеряет свое место в морской приключенческой литературе, «уж я верно говорю»!

Стивенсон находился под большим влиянием Мередита, что заметно даже в этих книгах: архаичное или необычное слово (но всегда к месту), короткие и емкие описания, хлесткая метафора, немного отрывистая речь. И все же, несмотря на схожесть, каждый из них достаточно самобытен, чтобы можно было говорить о собственной школе. Все их ошибки, или, вернее, недочеты, не в форме подачи, а в общем подходе. Они пишут только о необычном и исключительном в жизни. Они словно совершенно не учитывают женские вкусы. Их книги – вершина литературы для мальчиков, из разряда тех захватывающих сочинений, которыми зачитываются в юности in excelsis [34]. Но они настолько хороши, свежи, колоритны, что на какой бы ограниченный круг ни были рассчитаны эти романы, они вполне заслуженно занимают свое высокое место в литературе. Нет причин, по которым «Остров сокровищ» для подрастающего поколения двадцать первого века не мог бы стать тем, чем был «Робинзон Крузо» для детей века девятнадцатого.

Современный «мужской» роман, затрагивающий исключительно более жесткую, активную сторону жизни, описывающий скорее не внутренний мир героя, а те ситуации, в которые он попадает, является своего рода реакцией на злоупотребление темой любви в художественной литературе. Эта фаза жизни в ее традиционном видении, заканчивающаяся, как правило, браком, уже достаточно избита и приелась, и нет ничего удивительного в том, что порой проявляется тенденция уйти в противоположную крайность и придавать ей намного меньше значения, чем она на самом деле имеет в делах мужчин. В британской художественной литературе в девяти книгах из десяти любовь и замужество преподносятся как смысл и цель жизни, хотя мы знаем, что в действительности это не всегда так. В жизни большинства мужчины брак – это лишь эпизод, да, имеющий огромное значение, но всего лишь эпизод, один из многих. Его паруса наполняются и другими сильными ветрами: работа, жизненные устремления, дружба, преодоление опасностей, неистребимых житейских трудностей. Все это оказывает не меньшее влияние на мужскую мудрость и смелость. Любовь часто играет лишь второстепенную роль в жизни мужчин. Сколько есть таких, кто доживает до смерти, так и не узнав этого чувства! Поэтому нас раздражает, когда любовь постоянно преподносится как самое важное, что есть в жизни, и поэтому среди писателей определенной школы (безусловным главой которой является Стивенсон) появляется склонность вовсе избегать этого источника интереса. Если бы любовные отношения всегда складывались так, как между Ричардом Феверелом и Люси Десборо, тогда, конечно же, дело обстояло бы иначе, но, чтобы любовь снова вызвала интерес, за нее должен взяться мастер, у которого хватило бы мужества пойти против устоявшихся условностей и искать вдохновение в реальной жизни.

Одним из самых характерных для Стивенсона приемов является включение в повествование броских и необычно построенных форм речи. Никто другой не сравнится с ним в умении обращаться с эпитетами. Почти на каждой странице мы находим слова и выражения, которые поражают нас новизной и в то же время совершенно точно передают тот смысл, который вкладывал в них автор. Например: «Метнул убийственный взгляд». Впрочем, начинать цитировать опасно, поскольку примерам нет конца. Иногда он промахивается, но такие случаи редки. К примеру, «стрельнуть глазами» не всегда означает то же самое, что «посмотреть», а «хихикать» вместо «посмеиваться» несколько режет слух, хотя это слово употреблял сам Чосер {420}.