Лель Малахи - Путешествие по спирали времени

Ведьму в деревне не боялись. В принципе, наверно, даже нельзя сказать, чтобы не любили… Просто она такая была… Другая. Чужая. Непонятная. Всех людей в деревне объединяло нечто общее. Нечто, что трудно описать словами, но оно есть, ощутимое, реальное и общее для всех людей из этой и всех окрестных деревень. А ведьма этим не обладала. И как бы близко она не подошла к людям, все равно всегда оставалась во вне этого объединяющего нечто.

Когда в деревне все было хорошо, про нее и не вспоминали почти. Ну, может, иногда, во время больших деревенских праздников, кто-нибудь совестливый кинет клич, соберет народ гостинцев со стола, да отнесут ей под дверь. Но чтобы на праздник позвать или самим в избушку на курьих ножках зайти потрапезничать с ведьмой – того нет… не водилось.

Правда, когда случалось с кем-то горе, тут у деревенских вопроса не возникало, к кому за помощью бежать. Все знали, что у лесной ведьмы и лекарство найдется, и заговор готов, и слово мудрое на любое горе. А она никогда никому не отказывала. От ангины заколдованную тряпку на горло повяжет, от ломоты в костях отвар даст, брошенной жене слово колдовское на ухо шепнет, баба-то и расцветет.

Так и жили: люди сами по себе – в деревнях, да в хуторах, а ведьма сама по себе – в лесу непроходимом, в избушке на курьих ножках. Жили, друг другу не мешали, цену друг другу крепко знали.

Никто на деревне не помнил, откуда пришла в их места ведьма. Старики говорили, что еще их деды помнили, что жила она в своем лесу всегда.

А на ведьму в последнее время воспоминания нахлынули. Стареть, что ли, стала. Только как задумается, бывало, тихим зимним вечером, так и бегут перед глазами картины древнего прошлого.

Она и сама не знала, как очутилась в этой избушке. Сколько помнила себя, столько жила здесь. И всегда одна. Точнее сказать, одинока. Потому как, до поры – до времени, присутствовали в избушке невидимые слуги. Они ее ребенком купали, кормили, в медвежьи шкуры укутывали. Никогда не видела ведьма чьи-то руки, никто никогда с ней не заговаривал. Да только вдруг появлялись в детской голове мысли недетские, знания чужие. Появлялись, на мгновение удивляли, пугали временами да скоро устраивались поудобнее, и оказывались кстати как свои собственные, всегда бывшие.

Так узнала она о существовании людей по-соседству, о том, как устроены у них тела, а как души, как лечить их болезни и страдания, каким словом утешить в горести. Узнала она уже тогда, в раннем детстве, и свою судьбу, так же как любую другую судьбу могла заранее увидеть. С детства было ей известно, что будет она стремиться к людям, но они ее не примут. Что в ее избушке ни один добрый молодец приют найдет, да только ее судьбою они не станут. Что много добра она людям сделает, но любить ее за это не будут. Что будет она жить жизнью одинокою и горькою, пока не придет в ее жизнь Свет. А вот что дальше будет, никак рассмотреть не могла. Ни лица того, кто Свет принесет, не видела, ни имени не слышала.

Правдой, пришедшей из ниоткуда, поселилась в ее душе вера в то, что она никогда не бывает одна в этом странном мире. Присутствует рядом, неразлучно Тот, Кто все это придумал. И Этот Некто – добрый и любящий. И вера эта освещала ей дорогу в ночном лесу и не давала почувствовать себя одинокой. Еще маленькой девочкой научилась она главному правилу, которому следовала потом всю свою длинную жизнь: «Если Он любит меня, то я должна любить людей». Тогда, в детстве, она не могла объяснить почему, а потом это стало истиной, частью ее осознания себя, и в объяснении уже не нуждалось.

Так и жила ведьма век за веком. Любила тех, кто от нее отворачивался, и ждала того, кто не спешил прийти.

Год за годом, десяток за десятком – время шло. Ведьме жить было не скучно, всегда было чем заняться. Люди болели, воевали, женились, умирали, и всегда в горе им оказывалась нужной лесная отшельница. А в минуты тишины продолжали приходить в голову чужие мысли, которые, быстро обжившись, становились своими. Привыкла ведьма делиться ими с деревьями в лесу. И было у ее голоса такое волшебное действие, что все, что она говорила, деревья запоминали. И как бы потом люди то дерево ни использовали, мудрость ведьмина им передавалась. Один – печку стопит и услышит в треске огня ответ на свой вопрос, другой – на столешницу деревянную усталую голову склонит и просыпается помудревшим на годы. Ребятишки из сосновой коры лодочек понаделали, вниз по реке пустили и увидели страны дальние, моря забугорные.

Но и отшельнику, и мудрецу иногда нужны дружеские глаза. А наша ведьма, кроме грустных своих глаз, отраженных озерною водой, других глаз не встречала. Разве ж человек ведьме в глаза станет смотреть…

И со временем стала ведьма думать, что просто так люди ни от кого не отворачиваются. Значит, и вправду она старая да страшная, злая да опасная. И руки в озерной воде, наверно, не до чиста отмыты, и лицо росой не до светла умыто. Еще прочнее закрылась она в своей избушке, с большой неохотой двери открывала. Люди почувствовали ее отчуждение, реже за помощью обращаться стали. Да и век пришел новый, образованный, деревни уж городами стали, в них больницы появились, врачи с лекарствами. Забыли постепенно люди о ведьме с ее травками да заговорами.

Поняла ведьма, что кончился ее век. Пора уходить. Стала смерти ждать, а та не торопится, тоже отворачивается от входа в лесную избушку. Грустно лесной отшельнице. Ни людям не нужна, ни смерти не пригожа. Уж стало ей казаться, что и Тот, кто всегда рядом, любящим взглядом греет, отвернулся от нее и забыл.

Долго так тянулось. Ни год, ни век, а долгое всегда. Только однажды не выдержала ведьма, вышла на крутой берег реки и закричала:

– Я не могу больше быть одна! Приди ко мне, долгожданный, судьбой обещанный. Принеси Свет и проводи со Светом да с миром в последний путь.

Покричала, поплакала да домой пошла. Входит в избушку, а там чужой. Ох… да чужой ли? Сидит за столом, светится, лица не разглядеть.

– Пришел? Долго же я ждала тебя…

– Пришел. Нельзя было раньше.

И не говорили больше. Не нужны слова. Кажется, будто никогда не разлучались. Еще с тех пор, как придумала она себе друга неразлучного в своем далеком одиноком детстве, так с тех пор и жили рука в руке. Да, именно так, держась за руки, стали они жить в избушке вместе. Много разговоров было. В основном-то ведьма говорила, намолчалась за долгую жизнь. О мудростях своих забыла, заговоры да отвары из головы вылетели, как девчонка малая, нарадоваться не может, что друга обрела.

Стали они понемногу в город выходить. Как жили, так и выходили, рук не разнимая. Люди их неприветливо приняли. Вот еще. Была одна отшельница лесная, всем вокруг как бельмо на глазу, теперь их двое стало. Чужие, чуждые…