Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том третий

Измученный угрызениями совести, Анатолий Сергеевич засыпал лишь под утро.

Между тем, дни шли за днями, состояние Колесникова улучшалось, сделалось стабильным и наконец, отпущенный на свободу, он смог покинуть больницу. Окрыленный воздухом свободы, он смеялся на заднем сидении автомобиля, который пригнали за ним его друзья, молодые ученые.

Проезжая по улицам города, Анатолий Сергеевич с удивлением наблюдал резкий прирост населения, горожан стало значительно больше. И многие вели себя более чем странно. Иные, сплоченно, плечом к плечу, ходили за одним человеком и, сжигая его ненавидящими взглядами, старались подстроить разные каверзы, вышибали из рук сумку или втихомолку вытаскивали ключи, выбрасывая последние, в канализационные люки.

– Чего это они делают? – наблюдая за людьми, с ожесточением преследующими молодую особу, явно зазнайку, воскликнул Анатолий Сергеевич.

– Вы о ком? – проследив за направлением его взгляда, спросил один ученый. – Там только эта девица!

– И больше никого? – не мог поверить Колесников.

– Вокруг нее никого! – подтвердили ученые хором.

Колесников коротко поведал, что он видит.

– Они плюются в нее? – не поверили ученые и рассмеялись.

– Наверное, что-то натворила, – высказал свое мнение, один.

– Убила всех этих людей, – добавил другой.

– Отравила, – предположил третий.

Колесников напряженно наблюдал. Повсюду и тут, и там за живыми людьми ходили мертвые. Некоторые, в редких случаях, оберегали живых, открывали свои, наполненные туманом, зонтики, тем самым, спасая от солнечного удара, потому как день был жарким. Видел Колесников и пару случаев, когда мертвые удерживали живых и те послушно замирали на обочине дороги, хотя и горел зеленый свет, а на красный проносились убийцы, которых очень злобные мертвые подзуживали сокрушить, убить, досадить, все равно кому…

– Но ведь верующие ошибаются! – шлепнул себя по лбу, Колесников.

– В чем, профессор? – обернулся к нему один ученый.

– Это не бесы, а мертвые родственники нападают, сбивают с толку, гадят! – воскликнул так, будто сделал великое открытие, Колесников.

– Значит, есть за что! – кивнул другой ученый.

– Неужели всех преследуют? – задал вопрос, третий.

Колесников вгляделся. Нет, не всех, не у всякого была группа сопровождения. Встречались и такие индивидуумы, что ходили по городу в глубоком одиночестве.

– Чем же они отличаются от других? – допытывались ученые.

Колесников посмотрел, взглянул на своих друзей, подумал и ответил:

– Человечностью, вот чем они отличаются! Милосердием и вниманием! Да, вы взгляните на себя, – вскрикнул он, потрясенный до глубины души, – у вас нет группы сопровождения, возле вас нет ни одной мстительной души, ни одного ангела-хранителя в лице покойной бабушки, а почему?

– Почему? – хором переспросили ученые.

– Потому что вы самодостаточные и чрезвычайно развитые люди! Вы двести тысяч раз подумаете, прежде чем бросить родственника в беде или пройти мимо умирающего в больнице профессора, то есть, меня!

Спустя некоторое количество времени, Колесников окреп настолько, что принял участие в экспедиции. Путешествуя по сибирской тайге, сплавляясь в байдарках по чистым лесным речкам, он преобразился и помолодел. Сопровождающие его ученые, с большим удовольствием отметили в своих журналах истинный возраст Анатолия Сергеевича, то есть сорок лет, именно на столько, он себя и ощущал, так и выглядел. Победа была безусловной и неважно, сколько времени профессор еще бы прожил, главное, он мог работать, трудиться на благо своей родины. Болезнь по имени старость отступила, а вот смерть, кто знает!

Под ногами профессора хрустели сухие сосновые шишки. Густой смоляной запах стоял в воздухе. Колесников облизал пальцы, липкие от сладкой малины и улыбнулся. Некоторые сосны истекали желтой смолой. Некоторые поросли мхом настолько, что и ветви оказались мохнатыми, позеленевшими.

Профессор прошелся по мху, устилавшему землю, и оглянулся, тихо смеясь, следы его ног обутых в резиновые сапоги четко виднелись какое-то время, после исчезли.

Было раннее утро. Участники экспедиции еще спали, три байдарки сушились на берегу и мохнатый черный пес, по кличке Джек охранял пожитки, строго глядя на Анатолия Сергеевича.

– А, вот мы сейчас дежурного опередим, – сообщил ему профессор и хитро подмигнул, определяя кучу хвороста к кострищу.

– Пара минут и завтрак готов! – пропел он тихонько.

Джек смотрел уже заинтересованно.

Анатолий Сергеевич, не торопясь, засучил рукава, он недаром ходил по лесу, набрал полное ведро белых грибов!

Вскоре похлебка из «лешьего мяса» закипела. Приправив варево солью и специями, Анатолий Сергеевич взялся за нож, ловко открыл тушенку, высыпал ее содержимое на большую чугунную сковородку, туда же начистил грибов, которых оставалось еще довольно много, нашел в рюкзаке со съестными припасами пакет с картошкой, что накануне они прикупили в попутном селении, быстро справился с задачей очистки и нарезки. Восхитительный запах поднял на ноги не только пса, но и всю компанию туристов.

– А, Коленька проснулся! – приветствовал профессор первого ученого, высунувшего нос из палатки. – И Сашенька, и Ванечка, с добрым утром, Роман Григорьевич!

Приветствовал он своего коллегу, профессора и ученого, седого мужа, который сердито взирал, стоя на четвереньках на Колесникова:

– Что это вы себе позволяете, думаете, если я стар, так не смогу отдежурить! – возмущался Роман Григорьевич.

– Ну, уж и стар, – фыркнул Анатолий Сергеевич, – я вас старее!

– Не хвастайтесь, дорогой коллега! – брюзжал Роман Григорьевич, тем не менее, заглядывая в котелок с грибами и втягивая носом аромат жареной картошки с грибами.

– Ах, как я жареху люблю! – потер руки в предвкушении чудесного завтрака, Коленька.

– Вначале гигиенические процедуры! – строгим тоном, велел Колесников.

– Ишь, раскомандовался! – состроил рожу, Роман Григорьевич, но к реке пошел, не забыв прихватить зубную щетку и пасту, бриться он уже давно не брился, предпочитая носить длинную бороду.

После завтрака, который уничтожили в два счета, на свежем воздухе как не поесть, принялись совместно обсуждать дальнейшие действия.

Перед учеными лежала карта и Роман Григорьевич, сердясь, настаивал на своем:

– Вот, здесь, мы должны проплыть по реке, а после, оставив байдарки и вещи на Джека, – и он ткнул в пса с сытым видом улегшегося спать, – мы поднимемся наверх, пешком, если пойдем по компасу, сразу же и выйдем на ту самую деревню, где живет ста пятидесятилетний долгожитель, не чета нашему профессору.

И он высунул язык, дразнясь.