Павел Кренев - Мишка

Николай Семенович стоит у крыльца и удрученно поругивается. Напасть какая-то. Егорушкина Венка не могла найти другого места ощениться, как у него под полом, растуды-т ее в хвост. Что, ей своего дома мало? Почему именно его выбрала? Сначала и не заметил, ну бегает собака около дома и бегает, черт бы с ней. Потом уж жена ночью расслышала возню под полом у печки и писк какой-то. Думали, померещилось. А как наутро нашел под стеной дырку, как сунул туда нос, а оттуда как взвоет. Ужас! Стало ясно: сука гнездо себе сделала. Щенков надо бы как-то вынуть, да как? Самого Егорушку не подключишь, тот на тоне селедку ловит, жена его, Лизка, сама собака, каких свет не видывал, знамо дело, послала Николая Семеновича, куда он и предполагал. Он и сам хотел отлынить от этого дела, да Афия заела: щенки, говорит, всех куриц сожрут, потом и сам домой не попадешь. Надо, говорит, истребить. Хорошо вот Серега за бутылку соблазнился. Только, почесал голову Николай Семенович, за палец он может и другую востребовать. Не доведи господи, Венка ему еще какое увечье нанесет. Злая, вся в хозяйку, в Лизку.

Из-под дома доносятся беспрерывный лай и угрозы Сереги в адрес Венки. Николай Семенович ежится, представив сейчас себя на Серегином месте, и в этот момент думает о нем с уважением. Затем лай переходит в тоскливый вой, и наконец слышится шебаршение под Серегиными коленками. Видимо, тот возвращается. Вот уж видны из-под стены каблуки кирзачей, потом измазанный в земле Серегин зад. Николай Семенович помогает ему выкарабкаться из дыры. Вид у тракториста самый что ни есть взъерошенный, возбужденный. Сам он уже вылез, но никак не может вытянуть мешок, потому что в него зубами вцепилась Венка и тянет обратно в подпол, оскалившись, рычит.

— Вот ты у меня поскалисся! Отдай, зараза! — радостно кричит Николай Семенович, помогает Сереге и тычет Венку в морду палкой. Та наконец отступает и только заходится в лае и вое из дыры.

Николай Семенович и Серега, вооруженные на случай нападения Венки жердьем, бегут с мешком к морю. Серега, запыхавшийся, взъерошенный, на ходу рассказывает жуткие сцены из только что пережитого («На вторую напрашивается»,— думает Николай Семенович), сообщает, что щенков было пять. Уже у воды он вдруг предлагает:

— А Венка-то в лесу — лучше некуда. Может, себе возьмешь какого, покуда не поздно?

— Да куды мне с им, я ж не охотник,— отмахивается Николай Семенович.

Покуда не прибежала Венка, Серега торопливо тянет за палку рыбацкий карбас, который стоит у берега на рейде, подтянув, прыгает туда вместе с мешком и отталкивается на глубь веслом. Метрах в пятнадцати — двадцати от берега он кидает мешок в воду и плывет обратно. Николай Семенович вздыхает облегченно и, заулыбавшись навстречу трактористу, достает «беломорину», поразмышляв малость, вынимает еще одну, для Сереги.

Потом они сидят на бревнышке у воды с видом людей, завершивших нелегкую работу, опустив меж коленей руки, покуривают. По кромке берега уже бегает, нервно принюхивается к воде и скулит Венка. Мужики над ней потихоньку и уже отрешенно посмеиваются.

Николай Семенович первым замечает белый комочек, который будто бы приближается к берегу, начинает по этому поводу волноваться и показывает Сереге. Тот вглядывается и узнает:

— Ну точно, белый щенок. Самый злой из выводка был. Тоже хотел меня кусить, змей. — Серега привстает с бревна и предлагает: — Может, его камнем огреть, а? Доплывет не то.

Николай Семенович испуганно его останавливает:

— Не-е, Сергеюшко, с Венкой лучше не связываться... Она и тебя и меня тогды...

Белый щенок, видимо, крайне устал и почти уж захлебнулся морской водой, маленькая мордочка его едва видна на поверхности. Он тяжело перебирает лапками, соленая вода то и дело перекатывается ему через голову, заливает глаза. Щенок порывисто свистит маленькими ноздрями, с трудом отфыркивается и медленно-медленно все же приближается к берегу. Потом его хватает за шиворот мать, поднимает над водой, и он, совсем уж в забытьи, не перестает в воздухе упорно перебирать лапками.

Николай Семенович, увидев, как Венка затащила щенка обратно к нему под дом, вконец расстроился и снова заприступался к Сереге:

— Может, его еще раз, ето, коли взялся уж...

Тот вытаращил глаза, схватился в неподдельном страхе за палец, обмотанный тряпкой:

— Венка теперь ученая, всего искромсает! И бутылки не надо!

Это Николая Семеновича мало-мальски успокоило.

...Белый щенок лежал под полом рядом с матерью и тянул из сосца густое молоко, которое возвращало ему силу. Потом он прильнул к ее теплому животу и, обласканный, успокоенный, забылся в глубоком детском сне. Мать подняла над сыном голову и долго вылизывала из его пушистой шерсти остатки соленой воды.

Белый щенок начинал свою полную запахов и охотничьих страстей, радостей и обид, дружбы и драк, редких похвал и нередких пинков, свою недолгую собачью жизнь, исполненную любви и преданности Человеку.

— ...А опосля чего, сам понимаешь, отвел я его на берег, надел на голову петельку. Бьется и бьется, не задавится никак... Послал сына за дробовкой и хлопнул заряд в его, чего собака мучится. Не то жалко. А с другого боку, чего тут такого. Собака, она собака и есть. Жись у ей така.

Николай Семенович помолчал, потом встрепенулся:

— Зато шкура у его, Вася, спасу нету! Как шуба. Афийка на спине носит от радикулиту. Грит, помогат. Нда. Ну ладно, все про ето да про ето. Плесни-ко лучше пивка, Вася, за твой приезд.

[1] Вешала — приспособление для сушки рыбацких сетей.

[2] Кошка — прибрежная часть суши, заросшая лесом.