Леонид Гришин - Дылда

– А что случилось?

– Неприкаянные мы. Найдёшь ты нас.

– Где?

– На хуторе атамана Ляпина.

– А где это?

– Там, где ты родился. Ты единственный остался живой из нашего рода.

Я проснулся и стал вспоминать о тех местах, где я родился.

Эти места, как ты догадываешься, и есть наша станица и этот хутор.

Дед приходил ко мне каждую ночь, и каждую ночь говорил, что без моей помощи им не видать покою. Наконец, меня выпустили из госпиталя, дав пару костылей, и я поехал сюда. Путь был неблизкий, да и плохо я помнил эти земли. Но какое-то чувство родины у меня сохранилось, и, подходя всё ближе, я всё чётче вспоминал здешние просторы.

Трудно мне было идти на костылях, устал я сильно и присел на лавочку возле какого-то дома. Нога сильно болела, я прикрыл глаза и попытался расслабиться. Наверное, задремал, потому что меня разбудил детский голос.

– Папа, папа, посмотри, у нас на скамейке какой-то дядя спит.

– Эй, казак, ты что? – услышал я мужской голос.

Я открыл глаза и увидел, как твой отец трогает меня за плечо. А девочка, которая увидела меня первой, была твоя старшая сестра.

– Извини, – сказал я ему тогда, – я решил отдохнуть.

Можно я посижу на твоей скамейке?

– Ну что же, посиди. Куда идёшь?

– На хутор Ляпина.

Отец твой помолчал, посмотрел на меня внимательно…

– Не ходь туда, погано то место.

– А что так?

– Там все умерли от болезни нехорошей, они все погибли.

– Не можу.

– Это почему?

– Дед приходит ко мне еженощно, просит душу успокоить, говорит, что лежат они где-то непохороненные, похоронить просит его и обряд христианский справить.

– Не ходь туда. Селились там ещё люди и тоже умирали. И года не проходило, как умирали.

– Не, не можу. Дед сказал, что надо.

– Как знать.

Я поблагодарил тогда твоего отца за предостережение и добрые слова, но всё равно пошёл. Свернул на тот хутор. Дорога, когда-то наезженная, теперь заросла. Я остановился перед табличкой «Вход воспрещён», достал хлеб, отломил ломоть и съел, запив водой из фляги. Надпись на табличке еле читалась. Видимо, карантин сняли, а табличку снять забыли. Я шёл дальше. Уже попадались сгоревшие дома, но ни один из них не подходил, чтобы в нём остановиться. Но сил идти больше не было, и я остановился в первом попавшемся доме, где можно было спрятаться на случай дождя. Хата была почти не тронута огнём, я решил, что она служила времянкой. В хате я нашёл даже кровать. На ней не было матраца, но выбирать мне никто не предлагал, поэтому я, обессилев, рухнул прямо на кровать и заснул. Во сне ко мне снова пришёл дед. На этот раз он поблагодарил меня за то, что я пришёл, и сказал, что отсюда третья хата – там я найду его и бабку. Проснувшись, я вспомнил, как я был маленький, и мы часто с дедом на целый день уходили рыбачить, на берегу варили уху, дед рассказывал мне много разных историй о казаках, как славно они воевали. Я вспомнил, как мы осенью возвращались с дедом домой. Мы шли по лесу. Вокруг тишина, воздух чистый, звенящий. Солнце уже зашло. Вдруг я увидел вдалеке кого-то в белом.

– Дед, кто-то там ходит в белом, – говорю я.

– А это душа неприкаянная ходит, – говорит мне дед. – Видимо, заблудился когда-то человек здесь, так и сгинул. С тех пор его душа и ходит здесь, ищет успокоения.

– Дед, а почему она ходит?

– Не совершён обряд над ней наш православный, христианский.

Много ли я проспал – не знаю. Но проснувшись я вновь отломил ломоть хлеба, позавтракал таким образом, взял лопату и прошёл три дома. Стал осматривать территорию. Передо мной была сгоревшая хата, обрушившаяся крыша. Искать было тяжело, вся территория заросла бурьяном. Я посмотрел и решил начать поиски у печки. Аккуратно осмотрев около печки, я нашёл их останки. Нашёл и вернулся домой, чтобы сколотить для них что-нибудь, похожее на гроб. Затем я выкопал яму под большим кустом сирени. В станице разыскал батюшку, привёл его, и провёл он обряд христианский над останками моих прародителей.

– Ты что собираешься делать дальше? – спросил меня батюшка после того, как всё было закончено.

– Жить я буду здесь.

– Как, один?

– Да, один буду.

– Но тебе же, наверное, сказали, что это плохое место.

– Да, мне говорили. И вы второй напоминаете. Но место, где я родился, поганым быть для меня не может. Родина примет.

– Ну дай бог тебе здоровья, счастья…

…Вот, что рассказал тогда Серафиму Василий Васильевич о том, как он получил ранение и как он оказался в том хуторе. Позднее Василий Васильевич рассказ и историю своего рождения, историю своих родителей, своей семьи…

Сколько он себя помнил, он всё время жил с дедом и бабкой. Мать он не помнил совсем. Отца помнил немного. Он приезжал несколько раз, привозил подарки, а позднее письма с Сахалина присылал, в конверты клал фотографии. Иногда приходили посылки. Уже когда Василий учился в школе, он стал расспрашивать бабку о своих родителях. Бабка ему рассказала, что когда его матери исполнилось 18 лет, а это возраст на выданье, в станицу вернулся соседский сын. Вернулся офицером, поручиком, красивый был, в военной форме. «Как увидела его твоя мать, так сразу и влюбилась в него», – рассказывала бабушка. Дед пробовал протестовать, не хотел он выдавать за него дочку, потому что знал он, что увезёт муж её в далёкий Петербург, но ничего не смог сделать. Мать тогда сказала, что убежит всё равно, если дед не даст согласия. Свадьбу сыграли по чести, по совести. Но после венчания дочь с мужем уехали.

– В 1900 году, – рассказывала бабушка, – приехали они в отпуск. Мать была на сносях, здесь тебя и родила. Через полтора года мать собиралась уезжать, а мы уговорили её оставить тебя нам с дедом хотя бы на время, чтобы не вести тебя, малого, в промозглый, сырой, холодный Петербург. Оттуда мать уже не вернулась. Как потом рассказал отец, не углядел он за ней, оказалась она случайно в толпе тех, кто зимой 1905 года нёс царю петицию. Хоть и была она там случайно, но пуля её достала…

Серафим припомнил вторую часть рассказа Василия Васильевича, самую для него дорогую, потому что в этих воспоминаниях жил отец Серафима…

… – Ну что, исполнил волю предков своих? – спросил меня тогда твой отец.

– Да, был. Исполнил долг перед дедом и бабкой.

– А теперь куда идёшь?

– В военкомат, отметиться надо, на партучёт встать да и пенсию надо будет получать.

– Ну что же, давай.

Военком приветливо встретил, стал расспрашивать о Финской войне.

– Ну что там, как? – любопытствовал он.

Мне не хотелось рассказывать ему подробности об ошибках в этой войне, на душе скребли кошки, поэтому я постарался ответить кратко.

– Мороз был сильный, – сказал я только. – И оборона была мощная у них, так что мы немножко не подготовились. Но, тем не менее, вот так всё обошлось, Тебе, наверное, известно, не буду повторять.