Василий Довбня - Гренландский кит

Кит лениво взмахнул своей крылатой махалкой и его неимоверно широкая спина двинулась рядом с баком.

— Аэродромище, — взволновано кричал матрос.

Гарпунер, наклонив голову, через леера на баке смотрел вниз и что-то обсуждал с Шировым.

Вдруг Вернидуб бросился к пушке, а стармех покатился по трапу вниз к траловым лебедкам.

— Не стреляй, Александрыч, — закричал и замахал поднятыми руками Пряхин, — капитан запретил даже подходить к этим китам!!! Сдурел он что ли! — 2-й штурман нервно засопел у переговорной трубы, вызывая капитана… А стармех несся по палубе, широко расставляя ноги и раскидывая руки. Рядом с ним летел Цыган.

Все кто наблюдал, кто смотрел, как я, каждый видел и знал, что стрелять нельзя, но все думали о выстреле и ждали, когда Рыжий решится.

И он выстрелил…

Черная стрела гарпуна потянула за собой серебристый капроновый линь, гарпун мягко прошил лоснящуюся поверхность туши, не всколыхнув ее, скрылся в жире, как в трясине болота, а линь встал белой капроновой аркой между китом и баком.

В туше кита что-что-то ухнуло, из отверстия рядом с линем выходил синий дымок, затем оттуда брызнула струя крови и вспучились кровянистые пузыри.

Кит на секунду остановил движение, поджал живот опустив хвост, затем в один миг рванулся вперед и торпедой пошел под водой вперед. Следом за ним стрелой, свистя в крутящихся блоках, полетел линь. Когда стармех пытался притормозить, из под тормозных колодок лебедки, струился дым, а блок амортизатора под мачтой проседал до самого переходного мостика, начинал вытягиваться в блоке и трещал линь, моряки, пригибаясь разбежались с палубы.

— Трави линь! — командовал Верныдуб, за ним угрожающе орали все, кому не лень: «Травиии!!!»

— Что будет. О чертов дурак! — застонал 2-й помощник, не забывая дать ход вперед.

С непокрытой головой, в одной сатиновой рубахе появился заспанный капитан. Моложавое румяное лицо 28 летнего капитана кривилось зевотой, а глаза жмурились от яркого солнца.

— Что взяли на линь сегодня? — спросил капитан Сереев. Он был маленького роста, живой, но осторожный сибиряк. Вдруг на моих глазах он вырос, вытянулся в великана, — вскочив на планширь в углу мостика, неожиданно увидев на лине гренландского кита, просипел что-то сорвавшимся голосом, осел и согнулся, казалось его самого на лету загарпунили:

— Кто разрешил?! Почему не разбудили меня, Иван Данилович? — спросил он вахтенного помощника. Теперь он ничего не видел, ничего не слышал, только повторял:

— Кто разрешил? Кто за это будет отвечать?!

Мостик опустел, никто не желал участвовать в разборке. Все будто проснулись и начали искать себе работу на палубе. У всех, кого я видел, лица и движения выражали ту радость, которую испытывают счастливчики, вскочившие в тамбур отошедшего от перрона поезда. Все радовались, что кит на лине

Я остался, мне было неуютно, но приходилось терпеть эту драму. Обессиленный, поникший от страха Пряхин стоял на руле, выполняя команды гарпунера. Обезволенный неожиданностью капитан казалось, впал в беспамятство и страх, потерял на миг духовные силы уверенного в себе моряка. Я знал, что он плавал с 17-ти лет, ходил капитаном на старом, паровом норвежском китобойце, а на новом дизельном вышел впервые. Мне нравилось, как Сереев командовал при подходах к китобазе, при передаче китов, ошибки свои не перекладывал на меня, а дельно советовал:

— При швартовке к китобазе, если заметите, что моя команда запоздала или неверна — не выполняйте — делайте как надо — сами знаете, как нос судна водит на волне, и я могу ошибиться, а вам виднее. Мою ошибку исправить можете только вы.

Это был дельный совет опытного моряка. В ночное время при швартовках на мостике с капитаном оставался только вахтенный помощник — командует капитан, но швартуются вдвоем.

Он был не намного старше меня, молод и честен, и хотел быть надежным человеком. Как он неожиданно поник, словно выбросил свое судно на скалы. Мне казалось ему стало физически плохо. Та счастливая жизнь, которой он думал жить, казалось пропала навек.

Прошли минуты, а кит смог вытянуть из корзины в трюме почти пол километра линя, затем ушел на глубину и повис на этом лине вертикально под полубаком. Капрон вибрировал, от этого носовой рол звенел в обойме, иногда скрипел.

— Вира! — командовал Верныдуб, с тревогой поглядывая на мостик и на капитана, словно мысленно переговариваясь с ним.

Линь ослабел, стармех быстро подбирал его левой лебедкой. Помощник гарпунера перезаряжал пушку. Он выставил из пирамиды на баке новый гарпун и, поднеся, с плеча, как бревно, вставил в носовую часть ствола, затем сноровисто навинтил гранату, после этого выхватил из ниши справа от пушки капроновый линь, форлепер, и подсоединил к гарпуну, вставил новый заряд. Пушка была готова.

Но кит не всплывал.

— Оборвался и утонул, — сказал Пряхин, оглядываясь.

— Слева выходит, выходит! — громко кричал из бочки марсовый.

Я увидел: из светло-зеленой глубины быстро поднимается коричневая рыбина и превращается в черного великана, стремительно несущегося на пересечение нашего курса. Казалось, он готовится взлететь, по его бокам струились серебристые потоки воздуха, а его черная спина лоснилась радужными точками.

Кит вынырнул метрах в десяти по носу, не вынырнул, а раздвинул своим широким телом океан, виден он был весь, кроме хвостовой части. Этот кит не имеет финна, и мне было трудно определять его длину. Он начал глубоко и часто делать выдохи — вдохи, потом неожиданно завертелся веретеном, глупец, наматывал на себя линь, пытаясь освободиться от пута.

— Какой азарт, какая красота, — сказал я. Поднимая над головой руки я оглядывался, хотелось поделиться радостью…

Капитан свирепо взглянул на меня, мотонул головой, сплюнув, вскрикнул и убежал с мостика.

— Надо брать его на 2-й линь! — кричал от лебедки стармех.

Без подсказок гарпунер сам видел широкий бок гренландского кита и прицельно выстрелил.

Кит взъярился и уже на двух линях, как в упряжке, рванулся вперед. От его рывков китобоец несколько раз клюнул носом так, что зазвенели блоки такелажа. Имей он разумную свирепость в своих действиях, ох и натворил бы нам бед. Свистели лини, звенели блоки, стопятитонные амортизаторы гасили рывки великана, стонала от радостного восторга команда, но метаясь, как танцуя, не забывала готовить воздушные шланги, хвостовики, оклетневаные цепи для швартовки кита. Оголтелые кружились клювастые чайки, ударялись крыльями друг о друга, не складывая их падали на воду и снова взлетали… Их жадность вызывала отвращение…

В шубе и шапке капитан вышел на правое крыло мостика, не вмешивался в охоту, но краем глаза видел, как далеко ушел вперед кит, видел тугие всплески линей над водой и не желая радоваться удивлялся грозным габаритам великана. Мне казалось, он рад был бы не видеть этого кита, не слышать восторга моряков. «Ненасытные жадные люди, — капитан, казалось, с обидой думал о своей команде, которую вчера так любил, — они заняты собой, получат свое, даже премиальные, а меня оштрафуют, а то и снимут. Ишь ты, подсчитали, уже орет Южин: — «Почти десять тысяч свиней прихватили на линь!» — Что будет со мной? — бормотал Сереев.