Александр Штейнберг - В преддверии глобальной катастрофы

«Я проживаю в городе Киеве по ул. Саксаганского №… в кв. 21. В нашей квартире кроме моей семьи проживает еще семья Соколовых (2 человека) и Райзманов (3 человека). Я настаиваю, чтобы после отьезда семьи Райзманов, их комнату передали нам, так как сейчас наша семья из трех человек живет в одной комнате. План квартиры прилагается.

– Позвольте, но от Райзманов ничего не поступало насчет отьезда и выписки.

– Что вы мне тут прикидываетесь? Что вы не знаете, что они уже последние считанные дни проживают в Киеве? Скажите лучше прямо, что за переоформление комнаты нужно заплатить. А то «не собираются, не уезжают». Да кто их будет спрашивать?

Эта истерия продолжалась почти два месяца – пятьдесят дней. За увольнением медиков последовали увольнения работников других специальностей. Специалистов евреев, или как говорили «некоренной национальности», не брали на работу. В проектных институтах тоже начались увольнения. Нас студентов некоренной национальности на архитектурном факультете было очень мало, и наши сокурсники относились к нам по разному: кто-то смотрел волком, а кто-то выражал соболезнование.

В институте, как впрочем и во всех учреждениях, прошел митинг. Проклинали врачей-отравителей, американских империалистов и их пособников – сионистов. Стремились к тому, чтобы выступали преподаватели-евреи. Отцу каким-то чудом удалось избежать этой «почетной» миссии.

Наконец 5 марта 1953 года драгоценная жизнь «отца всех народов» прекратилась. По этому поводу в институте тоже был митинг, только траурный. Митинг вел Тутевич – секретарь партийной организации института. Он произнес слова «митинг, посвященный самому трагическому событию в жизни нашей страны – смерти нашего вождя и учителя товарища Иосифа Виссарионовича Сталина считаю открытым» каким-то надтреснутым голосом, и слезы брызнули из его глаз. Он плакал навзрыд, и действительно, по-настоящему. Он очевидно что-то предчувствовал и поэтому точно знал, почему он плачет. Парторг был одет в парадную военную форму с полным набором орденов. «Настоящий полковник», как поется в песне.

Ан-нет, полковник-то оказался совсем не настоящим. И звание, и имя парторг присвоил себе в конце войны, прихватив при этом все необходимые документы. Как оказалось в скором времени, он был простым сержантом, и совсем не Тутевичем. Уж не поэтому ли он так горько плакал – заканчивались его счастливые времена, когда он менторски вычитывал профессорам за их политическую близорукость. Потерял он и военную кафедру, и высокое звание секретаря партийной организации института и попал под следствие.

Хоронили Сталина 9 марта в день рождения Молотова и освобождения из ссылки его жены Полины Жемчужиной. Сталин не преминул забрать с собой в могилу еще некоторое количество своих сограждан, приехавших в Москву попрощаться с ним. Кроме «ходынки», прошедшей во время прощания, были еще жертвы. Например устроили автоаварию известному французскому общественному деятелю Иву Фаржу, приехавшему в Советский Союз для получения Сталинской премии и проявившему большой интерес к делу врачей.

И, наконец, 4 апреля газеты сообщили нам следующее:

СООБЩЕНИЕ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР

Министерство внутренних дел СССР произвело тщательную проверку всех материалов предварительного следствия и других данных по делу группы врачей, обвинявшихся во вредительстве, шпионаже и других действиях в отношении активных деятелей Советского государства. В результате проверки установлено, что привлеченные по этому делу (идет перечень известных имен и званий) были арестованы бывшим Министерством государственной безопасности СССР неоправданно без каких-либо оснований.

Проверка показала, что обвинения, выдвинутые против перечисленных лиц, являются ложными, а документальные данные, на которых опирались работники следствия, несостоятельными. Установлено, что показания арестованных, якобы подтверждающие выдвинутые против них обвинения, получены работниками следственной части бывшего Министерства государственной безопасности путем применения недопустимых и строжайше запрещенных советскими законами приемов следствия.

Что это за приемы, каким пыткам подвергались крупные ученые в застенках КГБ в этом сообщении не говорилось. Великая героиня сталинской эпохи Лидия Тимашук – была разжалована, и у нее – инициатора дела врачей, в тот же день особым указом отобрали Орден Ленина. Антисемитская истерия немного поутихла. Мы возвращались к своим запущенным за это время курсовым проектам и заданиям.

Все архитектурные проекты мы выполняли на деревянных досках или фанерных подрамниках. Для этого на них натягивалась акварельная бумага или Гознак. Все проектные задания по другим предметам выполнялись на чертежных досках с роликовыми рейсшинами на обычном ватмане. Все расчеты мы делали вручную. Арифмометров в институте не было, счетные машинки (калькуляторы) еще не изобрели, или изобрели, но до нас они еще не дошли. Умножать и делить на счетах – было довольно трудоемко и неудобно. Так что мы использовали счеты только для сложения и вычитания, а множили и делили в столбик. Если не требовалась особая точность, мы считали на логарифмических линейках. Этот подарок англиканского священника Уильяма Отреда успешно использовался инженерами в течении трех столетий вплоть до появления калькуляторов. О компьютерах мы в то время вообще ничего не знали. Слово «кибернетика» трактовалось в философском словаре как лженаука, и в наших филосовских учебниках пояснялось, что некий лжеученый Винер пытается провести параллель между человеком и машиной, в то время, как человек – это венец творения, а роботы это лишь машины им созданные, и поэтому любые заявления о том, что машина может иметь интеллект, противоречат нашей славной марксистской науке.

Однако в это же время именно в Киеве академик С. А. Лебедев и тогда еще не академик В. М. Глушков уже работали над электронно-вычислительными машинами. Я и не предполагал, что в скором времени мне посчастливится прослушать блестящий курс лекций Виктора Михайловича по основам кибернетики. Именно тогда я услышал из его уст оригинальный афоризм «Математика – это наука, которая не знает, чем она занимается; кроме того математика – это наука, которая не знает верно ли то, что она вычисляет. Кто с этим не согласен, может не посещать вторую половину курса – теорию предикатов».