Елена Мищенко - Помпея ХХ века

Начало марта прошло в праздниках. 8 марта праздновали в Купе. Для них эта дата была юбилейной. На это мероприятие каждый из мужчин должен был приготовить блюдо своими руками (попытки использовать для этого кулинарный магазин строго карались). После застолья и дегустации проводился конкурс на приготовленное блюдо с призами. По рекомендации Надежды Алексеевны я изготовил салат оливье с яблоками и с сыром. Мне вручили первый приз – сиденье для унитаза. В то время, когда все мы жили в коммунальных квартирах и пользование этими предметами было сугубо индивидуальным, в этом был смысл. Света, которую я привел на это мероприятие, пригласила меня, Игоря и еще пару человек на жареного гуся.

В субботу вечером мы собрались у Светы, родители которой уехали на дачу с ночевкой. Гусь пах невероятно. Запахи неслись на подходе к дому. Гусь, правда, оказался большой курицей, но из уважения к Паниковскому, мы продолжали называть ее гусем, тем более, что место это было недалеко от того, где он начал свою творческую деятельность в качестве слепого.

Когда мы расправились с холодными закусками, мне поручили торжественно внести в столовую коронное блюдо. Должен признаться, что я не оправдал возложенных на меня надежд. Я споткнулся о порог. Блюдо я удержал, но весь жир выплеснулся на паркет. Света была в ужасе. После уборки на полу осталось большое темное пятно. И все мы бросились его скрести. К столу мы вернулись в два часа ночи. Естественно, наше застолье затянулось почти до утра. Оставшиеся пару часов мы подремали у Светы, и рано утром отправились домой. Когда Игорь подходил к своему дому, на балкон выскочил его папенька – человек весьма остроумный, и начал кричать: «Хорош гусь! Хорош гусь?…», то в вопросительной, то в восклицательной форме, так что было непонятно – относится ли это к прошедшему застолью, или к самому Игорю.

Об этом Игорь рассказал мне на следующий день в воскресенье. Мы обменялись впечатлениями, и я сообщил, что у меня много дел, что завтра начинается трудовая неделя, и поэтому от развлечений на сегодня я отказываюсь. С утра я накормил отца моим премированным салатом. Не имея опыта, я изготовил его много, так что дома еще осталось достаточно. Отец был поражен моими кулинарными способностями, так как он сам никогда не выходил на кухню. После этого я поспал пару часов и отправился на работу. Была хорошая весенняя погода. Перед входом в Софиевское подворье толпились туристы. В самом подворье их было еще больше, они бегали вокруг Софии и щелкали фотоаппаратами. Перед туалетом дамы выстроились в жиденькую очередь, и каждый раз нервно вздрагивали при громких криках экскурсоводов. В общем, было довольно оживленно.

Меня окликнул кто-то из знакомых работников Софии. Но мне было не до этого. У меня шел очень интересный объект – широкоэкранный кинотеатр. Тогда это было в новинку. Шеф мастерской, в которой работали электрики и механики, сумел пробить нам экскурсию в Мариинский дворец, где сейчас находилась правительственная резиденция и где был смонтирован первый широкоэкранный кинотеатр. Мы с большим удивлением взирали на большой зал (мест на 300), в котором был ровный пол, что не допускают нормы, и стояло четыре столика с полукреслами, осмотрели киноаппаратную. После этого я блистал такими терминами, как анаморфотная оптика, проекторы КПТ-3 и т. д. Я должен был все приобретенные знания реализовать в новом проекте. Я сделал эскизы нескольких вариантов проекта – планы, фасады и даже рисунки интерьеров. К девяти часам вечера я запер мастерскую, отдал ключи Мильштейну и отправился домой. Завтра предстоял новый рабочий день. Я не представлял еще себе, каким страшным будет этот день и какие дикие сюрпризы он нам готовит.

На следующее утро я явился в мастерскую, полный радужных предвкушений грядущего дня – демонстрация эскизов, согласование моих проработок с технологами. В приемной ощущалось необычное движение. В кабинет директора то заскакивали руководители мастерских, то выскакивали из него. Моего шефа не было на месте.

– Шото там такое непонятное происходит, – сообщил мне Фима. – Якобы где-то какая-то сильная авария. Надеюсь, шо не на нашем объекте. Но раз Сергей Константинович все время кого-то требует на ковер, значит шото связано с нашим институтом. Но ты пока не бери в голову, рисуй свои блоки-головоломки. Когда надо будет, нам скажут.

Появился шеф. Я сообщил ему, что сделал эскизы кинотеатра, и до того, как их показывать в мастерской, хочу подьехать к технологам на улицу Чекистов и согласовать планировку.

– Пока никуда не езжайте.

– Почему? Что-то случилось?

– Да. Скоро узнаете.

Через час нас собрали в первой мастерской. Это была самая большая комната в институте. Парторг зачитал список сотрудников (в основном молодежь). Сообщил, что произошла авария в районе Куреневки, что часть территории засыпана влажным грунтом, что все перечисленные товарищи должны завтра утром явиться в рабочей форме, чтобы помочь расчистить эту территорию, что нам будет подан автобус, который отвезет нас туда, и там нам укажут место и объем работы. По всем вопросам обращаться только к нему. О том, что мы там увидим не распространяться во избежание паники.

На следующее утро у дверей института нас уже поджидал автобус. Выехав из Софии, мы поехали по улице Артема на запад. Ехали долго. Я подошел к шоферу:

– Степаныч! А почему ты не спустился на Глубочицу? Там до Куреневки ближе, и дорога не так загружена.

– Там сейчас черта лысого подьедешь – все завалено сплошным болотом. Там только военная техника продирается. Да и дорога тут лучше. А тебе что – не терпится? Сиди себе спокойно, да и смотри в окошечко. Твое дело – телячье.

– А что говорят – много ли жертв?

– Да страшное дело! В официальной сводке 120, а вражьи голоса говорят 10 тысяч. А вот сейчас сам увидишь, что там делается.

Нас высадили на улице Мельника, дали лопаты и провели к одной из террас сбоку от яра, где была застройка. Военные расчищали немного подсохший грунт. Работали бульдозеры и экскаваторы с обратной лопатой, которые черпали снизу тестообразную массу и загружали в ЗИЛы. Нас поставили расчищать уголки, куда не добиралась техника. Представившаяся картина была страшной и запомнилась нам навсегда. В грунтовой массе торчал перевернутый трамвай с выбитыми стеклами, покареженные машины и перекошенные киоски. Ниже стояло двухэтажное здание, первый этаж которого на три четверти был затоплен. Оттуда доносились глухие удары. Я спросил у одного из солдат, что там колотят. Он мне ответил, что там вскрывают полы, что с вечера слышен был стук по перекрытию снизу и что там очевидно остался кто-то в живых.