Монахиня Евфимия - «Возвращение чудотворной» и другие рассказы

Впрочем, завтра утром он пойдет к ней… Постоит у ее могилы, помолится об ее упокоении. А потом поднимется к себе в кабинет и сядет у окна. Оттуда, сверху, хорошо виден свеженасыпанный холмик с крестом, покрытый увядшими цветами… Он будет смотреть на него и пить, пить до тех пор, пока не впадет в тупое пьяное полузабытье… что еще теперь ему остается? Нет Лизоньки – и ему не для чего и незачем жить.

Отец Игнатий, не раздеваясь, повалился на диван, повернувшись лицом к стене. И вскоре забылся тяжелым, мучительным сном, в котором он вслепую блуждал по каким-то темным подземным лабиринтам в поисках Лизоньки. Во тьме он спотыкался и, падал, и снова вставал, цепляясь за скользкие стены, по которым сочилась вода, и звал ее по имени в надежде, что она услышит и отзовется. Но ответом ему было лишь эхо его собственного голоса, гулко раздававшееся в непроглядной, беспросветной темноте…

Наутро отец Игнатий отправился в СвятоЛазаревский храм. И с порога почувствовал неладное. Потому что свечница Ольга, которая прежде при его появлении сразу же выбегала из-за прилавка, низко кланяясь и прося благословения «дорогого отченьки», сейчас сделала вид, что погружена в чтение Псалтири. Уборщицы, чистившие подсвечники, покосились было на него… и еще усерднее занялись своим делом. Похоже, все эти женщины в открытую игнорировали того, перед кем еще вчера благоговели и заискивали. Но еще более неприятный сюрприз ожидал отца Игнатия, когда он подошел к дверям своего кабинета – там был вставлен новый замок. Но почему? И кто мог это сделать?

Пока отец Игнатий раздумывал над этим, откуда ни возьмись, явился прислужник Вася.

– Здравствуйте, батюшка! Вы к отцу Петру пришли? – поинтересовался он. – А он еще не пришел…

– Кто это сделал? – гневно вопросил отец Игнатий, указывая на запертую дверь.

– Это отец Петр так благословил, – не без ехидства ответствовал Вася. – Он же теперь у нас настоятель. Вот он и велел сменить замок, и церковную печать у старосты забрал… Да что с Вами, батюшка? Может, запивочки Вам принести?

Кажется, он говорил что-то еще, но отец Игнатий уже не слышал его. Господи, как же так? Не прошло и суток, как Владыка отправил его под запрет, а бывшие подчиненные уже дают ему понять: отныне в этом храме он – персона нон грата. А ведь все эти люди были его духовными детьми… скоро же они забыли об этом! Зато как быстро вошел в роль власть имущего отец Петр! Хотя он еще не настоятель, а всего лишь исполняющий обязанности такового.

Николо-Зарядская церковь. 1916 г. Худ. Иван Куликов

И тем не менее, он уже по-хозяйски распоряжается в Свято-Лазаревском храме, спеша изгнать оттуда отца Игнатия. И явно позабыв, что в свое время именно отец Игнатий ходатайствовал перед Владыкой Поликарпом о рукоположении иподьякона Петра Одинцова в священный сан… Что ж, как видно, правду говорят: хочешь узнать человека – надели его властью.

– Вот запивочка, батюшка, – вернул его к действительности голос прислужника Васи.

Тот же подносик, тот же красный плат. Однако когда отец Игнатий поднял его, то увидел под ним обшарпанный корец, на донышке которого поблескивала розоватая водица…

Ни говоря ни слова, отец Игнатий вышел, почти выбежал из храма.

Тем же вечером он сидел в кабинете своего давнего друга, соборного настоятеля, отца Богдана Руденко, и вел с ним задушевную беседу:

– Да ты не журись, друже, – утешал его отец Богдан. – С кем не бывает… и конь о четырех ногах, а спотыкается. Конечно, зря ты Владыке надерзил. Ну да ладно – Господь милостив. А насчет этого отца Петра… помнишь, я еще когда тебя предупреждал – будь с ним поосторожней. В тихом омуте сам знаешь кто водится… Тут мне моя бухгалтерша сказала, что он отчего-то в последний месяц к уполномоченному зачастил… вот и смекай, чего ради. Да, и среди Апостолов не без Иуды… Ну нехай! Перемелется, мука будет. Главное, не отчаивайся. Не теряй надежды.

– Полно, отче, – тяжело вздохнул отец Игнатий. – Не на что мне больше надеяться. Конченый я человек. Слышишь – конченый…

Спустя час после этого разговора, на вечерней службе, отец Игнатий в подряснике, без наперсного креста, стоя на середине собора, читал шестопсалмие. А тамошние прихожане, особенно пожилые люди, с удивлением смотрели на него, силясь понять, с чего бы почтенный протоиерей, настоятель одного из городских храмов, вдруг угодил, так сказать, из попов в дьячки. И, позабыв о молитве, шепотом делились своими предположениями на сей счет.

Впрочем, следующий день принес новую пищу для их пересудов. Потому что отец Игнатий вдруг исчез неведомо куда. Он больше не появлялся ни в соборе, ни в каком-то другом из городских храмов. Проходили дни, недели, месяцы, а об отце Игнатии не было, как говорится, ни слуху, ни духу. Низложенный настоятель Свято-Лазаревской церкви пропал, будто вовсе не бывал… и вскоре оказался забыт всеми. Впрочем, разве такая участь не ждет со временем и каждого из нас?

А тем временем отец Игнатий, по вековому обычаю русского человека, отчаянно, хотя и безуспешно, топил свое горе в вине. Вскоре он стал завсегдатаем городских винно-водочных магазинов и пивных ларьков, где обретал все новых собутыльников и товарищей по несчастью, среди которых получил прозвище «батек». Впрочем, чаще всего отца Игнатия можно было встретить в рюмочной под названием «Якорь», что стояла на самом берегу реки Кузнечихи, отделявшей город Михайловск от его пригорода – Соломбалы. Это питейное заведение называлось так не случайно. Потому что его посетителями были по большей части моряки и работники расположенной по соседству с ним базы тралфлота. Но отец Игнатий зачастил в «Якорь» отнюдь не из-за любви к морской романтике. И не случайно там он всегда старался занять место у окна, выходившего на реку Кузнечиху. Ведь отсюда он мог видеть высившийся над деревьями, что росли на противоположном берегу реки, голубой шпиль колокольни Свято-Лазаревской церкви. Дорога туда теперь была ему заказана. Но кто мог отнять у него последнее утешение – смотреть на церковь, где он прослужил почти двадцать лет, и возле которой теперь спала в могиле его Лизонька? И вспоминать о ней…

…Однажды под вечер, подходя к «Якорю», отец Игнатий услышал жалобный собачий вой, или скорее, визг. Он огляделся по сторонам и увидел, как у помойки, на задворках «Якоря» собралось несколько забулдыг. Один из них держал в руке обрывок веревки, другой конец которой был привязан к шее рыжего мохнатого песика той породы, которую в народе называют «двортерьер». А остальные самозабвенно пинали дворняжку ногами. Похоже, их забавляли визг несчастной собачонки и ее отчаянные, но безуспешные попытки избежать очередного пинка…