Ангелина Прудникова - Твёрдость по Бринеллю

Отдых и покой она могла найти у себя в комнате, не выходя за ее порог. Но она понимала, что это был бы за отпуск. Без смены впечатлений она не отдохнет, а в их городе эта смена просто невозможна. И Танюшку куда-то надо вывезти, на природу. Нет, нужно обязательно уехать. Но куда? Путевку на турбазу покупать уже поздно, они за месяц-два до начала лета уже распроданы. Да, кажется, и с билетом на самолет она уже опоздала: все распроданы еще месяц назад, особенно в южном направлении. Помаявшись два дня и так и не решив, куда ей направиться, Людмила собралась наконец с духом и пошла "куда глаза глядят". А глаза, как оказалось, глядели в нужном направлении. Перед билетной кассой "Аэрофлота" она не раздумывала: "А, куда дадут". Конечно, Танюшку надо было свозить к морю, покупать в морской воде, покормить фруктами… Может, и ничего — со здоровьем, обойдется? А может, наоборот, от солнца ее жизненный тонус повысится? В общем, как повезет. Если нет билетов в Крым, значит — в Ригу, если никуда нет — тогда она дома будет сидеть, тем более что лето нынче теплое, даже в их Белом море уже начали купаться.

Каким-то чудом билет ей дали сразу — в Симферополь, и у нее оставалось только два дня на все сборы. Куда там, в Крыму, дальше следовать, она еще не думала, ей не хотелось, собственно, никуда — курортный быт "дикаря", она знала, везде одинаков. Ей посоветовал кто-то Евпаторию — детский курорт, там все приспособлено для отдыха детей, — кто-то там был, понравилось, а Людмила там не бывала ни разу, и она решила попробовать — направиться именно туда.

Перед дорогой пришлось подзанять деньжонок: Людмила знала, что "на югах" столовых нет, одни "кафе", похожие на забегаловки, но цены — ого-го… Дешевого соку в жару нигде не выпьешь, только какой-нибудь "шиповниковый", за полтинник стакан, или компот с такой же фантастической ценой: все направлено на выколачивание денег из отдыхающих, не говоря уж о плате за жилье.

Пришлось подумать и о том, что взять с собой: что ее ждет там, в неведомой для нее Евпатории? Может, там негде будет даже помыться или постирать? — двадцать Танюшкиных платьев полетели в чемодан, вполовину меньше — своих; туда же — кипятильник, посуда, весь "джентльменский" набор: мало ли что, хотя бы чайку вскипятить иногда… Заварку — тоже с собой, сахар — тем более; сахар везде по "талонам" (в войну их называли карточками). Консервы, тушенку — тоже с собой. Известно, что в курортных продмагах сейчас — хоть шаром покати, но вермишель, конечно, найдется. Если разрешит хозяйка квартиры, значит, два раза в день можно будет что-то готовить. Стоять в очередях в столовку, с ее жиденькими сальными шницелями и засиженными мухами, осами и воробьями холодными и сладкими закусками, — с нее и раза в день хватит. Да в такой столовке Танюшке разве что компот и можно будет выпоить, да еще две-три ложки "борща" из консервов…

В общем, затолкала Людмила немало; все предусмотрела, потому и получился чемодан неподъемным. Несколько книг, чтоб время даром не прошло; теплая одежда — возвращаться придется из жары уже в сентябрьский холод; одним словом, поклажи — за тридцать килограммов, а возраст уже не тот, чтобы такие грузы таскать, да и желания особого нет. Но — она же "дикарка"…

Из дома Людмила вышла уже нога за ногу — от тяжести, мысленно проклиная и свою предусмотрительность, и отсутствие такси или носильщиков для простых смертных, и… По опыту она знала, что и к обратному пути чемодан не полегчает; он будет заполнен вещами — как правило, детскими "тряпками": она будет ходить в детский магазин и покупать от скуки все подряд, пока деньги не кончатся…

До аэропорта кое-как добрались. В аэропорту, пока они ждали посадки в самолет, четырехлетней Танюшке начал подмигивать симпатичный матросик, а она — маленькая кокетка — ему отвечать. Убегая от него, Танюшка пряталась за маму, потом снова возвращалась к такому красивому кавалеру, потом спрашивала у мамы: "А сколько мне лет?" Людмила смеялась: "Знакомишься, а сколько тебе лет, еще не знаешь?" А про себя сердилась — решила, что матросик таким образом, через ребенка, решил "подколоться" к ней. Этих трюков она не поощряла, и потому к матросику отнеслась настороженно. И, как в таких случаях бывает, они оказались в одном самолете и в соседних креслах.

У Танюшки места своего не было — она была еще мала для отдельного кресла, но уже не настолько, чтобы держать ее на коленях было не тяжело. И тут матросик, не пожелавший даже назвать своего имени, чем сразу рассеял все подозрения Людмилы, взял Танюшку к себе на колени, где та сидеть не стала, а начала радостно топтаться и подпрыгивать. Людмила ничего не могла с ней поделать — Танюшка к ней не шла, как она ее ни переманивала. Ей понравился дядя. Летели они почти четыре часа, и за это время, вместо того, чтобы хоть чуть-чуть поспать, Танюшка так расшалилась в душном салоне, что на нее не было никакой управы: она прыгала как мартышка, просила чего-то невозможного, что-то лихорадочно выкрикивала… Людмила вся извелась — было неудобно перед пареньком, а матросик все стоически переносил: по его словам, Танюшка была очень похожа на его маленькую племянницу.

Но все-таки самолет приземлился, они вместе вышли в ночь Симферополя, и Люда попрощалась с пареньком, так душевно отнесшимся к ее ребенку, навсегда — отсюда им предстояло следовать в разных направлениях. Но его-то она будет вспоминать как самое светлое пятно отпуска…

У выхода в город Людмилу окружили десятка полтора излишне участливых частников-мародеров, "кооперативщиков", как они с некоторых пор стали называться, готовых всего за каких-то пятьдесят-семьдесят рублей доставить пассажира ночью куда угодно. Но Людмила поспешила от них отделаться. Она поедет скромно, на автобусе, за два рубля, и не ночью — кто ее ждет ночью в Евпатории?

Вдруг в толпе приехавших она увидела знакомое лицо — Ирина; видно, прилетела тем же рейсом, и сейчас стоит в сторонке с сыном и дочкой, в ожидании багажа. Людмила не видала ее давно: они ровесницы, но после школы встречались лишь время от времени, да и то случайно. Вот и дети у Ирины уже выросли. Здесь же, вдали от родных мест, среди чужих людей, ночью, они обрадовались друг другу, как родные.

Ирина с детьми направлялась в Форос, в дом отдыха. Ей посчастливилось: она вышла замуж не за кого попало, как Людмила, а за начальника цеха крупного завода, поэтому для нее дом отдыха — "всегда пожалуйста". И билеты на самолет им помог достать не кто-нибудь, а сам начальник аэропорта. Правда, Людмила взяла их в тот же день и на тот же рейс почти без проблем, но это, конечно, случайность. Для нее билета могло и не быть. А вот здесь осечка исключалась. Людмила в свое время тоже не отказалась бы выйти замуж за министра, но не вышла — видимо потому, что целью это в жизни не ставила. Получить образование, выйти замуж, нарожать детей — вот были ее цели. Какое, за кого, сколько — в конечном итоге это не имело большого значения. Она плыла по течению, полностью доверившись судьбе, и допускала любой вариант между минимумом и максимумом. Может, потому "программу-минимум" она и выполнила, а "программа-максимум" (ведь и она мечтала о прекрасном принце и безоблачной жизни) осталась для нее несбыточной, сказочной мечтой. Но сейчас Людмила спокойно воспринимала то, что у Иры с отдыхом все так удачно сложилось. Позавидует она ей позже — тогда, когда ткнется носом во все прелести "дикой" курортной жизни…