Ангелина Прудникова - Твёрдость по Бринеллю

— Что? — растерянно оглянулась Аленка.

— По-моему, подарки Дед Мороз принес, — пояснила Галина.

— А когда он приходил? Я его не видела, — испугалась Аленка, что пропустила самое главное. Подарки ее не интересовали — ей нужен был дед Мороз! Ей нужен был кто-то добрый…

Галина поняла, что испортила все окончательно. Лентяйка, равнодушное животное! Так разочаровать дочку! Но надо было как-то выкручиваться.

— Да, видно, сейчас…

— А как же он вошел? Он что — невидимка?

— В форточку, наверное, — только и нашлась Галина, а саму тошнило от своего вранья…

Но Аленка ей не поверила: такой большой, в шубе, Дед Мороз — и вылез в форточку? Она потерянно, грустно, опустив плечики, — Дед Мороз даже не подошел к ней! — вышла из комнаты.

У Галины сердце зашлось: "Дура, дура, надо было поискать на улице Деда Мороза! Захотела легко отделаться! Хоть бы ночью положила подарок — нет, не дождалась, поторопилась, захотелось поскорей исправить ошибку, ребенка порадовать, свое душевное равновесие восстановить, чтоб не наблюдать весь вечер за ее ожиданием — вот и порадовала, несчастная! Веру в добро в ней убила!.."

Галина схватила подарок из-под елки и пошла вслед за дочерью:

— Алена, да ты посмотри хоть, что тебе Дед Мороз принес!

(Ильке она положила под елку плюшевого тигренка, а Аленке — практичную вещь: сумочку, чтоб носить тапочки в школу).

Аленка посмотрела на свой подарок, на тигренка и… заплакала.

— Ты что? — изумилась Галина. — Ведь это очень хорошая сумочка, полезная, тебе как раз нужна такая!

— А я хочу тигренка!.. — плакала навзрыд Аленка. — Такого же…

"Бог ты мой, да кто же мог подумать, что ей понадобится игрушка? — совсем сконфузилась Галина. — Ведь она… уже большая!"

Но оправдания ей не помогали. Второго тигренка у нее не было. Не было и долгожданного Деда Мороза. Второй раз за этот вечер Галина как мать расписалась в несостоятельности. Ребенок положил ее на обе лопатки. Оказалось, что она совсем не знает свою дочь. Она ее просто не замечает! А кормить и одевать ее — этого еще недостаточно…

Ее предпраздничное настроение было окончательно испорчено.

Этот Новый год Галина договорилась отметить с друзьями — к ней пришла ее однокашница Наташа с мужем Володей. Решили отдохнуть от своего семейства: у них было трое детей, тоже все мал-мала-меньше. Наташа отвезла их к своей матери. Галина Ильку успела привезти от бабушки: она хотела, чтобы вся семья в Новый год была в сборе, — и давно уложила спать. Отправляла в кровать и Аленку, но та все не шла — может, тайно надеялась-таки увидеть живого Деда Мороза, да так его и не дождалась — заснула, сидя в кресле перед телевизором.

В этот вечер Галина, под впечатлением разочарования в своем материнстве, крепко подпила. Лихо свое заливала, что ли: молодая ведь еще, а двое детей на руках, им еще расти и расти, а ей сопли на кулак мотать и мотать… И то ли подружка за язык ее дернула, то ли самой ей пришло время душу излить, а может, и вино свое дело сделало, только зарыдала вдруг Галина перед друзьями взахлеб, не стыдясь ни Наташки, ни мужа ее — так, как один лишь раз в жизни рыдают.

— Я вам сейчас страшную вещь скажу — вам, родителям троих детей, — проговорила она сквозь рыдания. — Я ведь его не люблю, совсем не люблю, ну ни капельки. Вот ничего, ничего к нему не чувствую, — она говорила об Илюшке. — Безразличен он мне совсем. Одеть, накормить — это да, а любить — нет, не могу, не люблю. Видно, перегорела, когда еще с брюхом ходила. Что мне делать? Как дальше жить? Когда с Жупиковым разводилась, Аленке тогда год был, у меня как полсердца сразу отрезали… Любила ребенка — не особо, не страстно, но все же тетешкала, а как разошлись — сразу охладела, как отрубило… Сердце очерствело. Понятие такое было (само по себе сложилось): раз ему ребенок не нужен, родному отцу, а мне-то он зачем нужен? Больше всех мне, что ли, надо? Он ведь отец Аленке… И бросил. Отцу дочь не нужна стала — и матери не нужна… Раз он такое сделал, значит, и мне можно… Это помимо сознания шло. Сразу тогда вполовину прохладнее к Аленке стала — ничего сделать не могла… Вот вы этого не знаете, у вас все в порядке… А мужики, семью бросая, о том не думают, что детей своих не в половину, а совсем родительского тепла лишают. Кому их дети-то нужны? Кто их теперь любить-то будет, если с ними так обошлись? Мать? А почему? Спасибо, хоть накормит. Кому нужен брошенный ребенок? Раз ребе-енка бросили — значит, он и не ребенок, а вещь. Такое к ней и отношение. А с Илькой — того хуже, у него и вовсе отца не было, в брюхе еще брошен им был. Он никому не дорог. За что его любить?.. Нет, не могу, вот чувствую, что не люблю я так, как должна бы любить… Это страшно! Страшно! Вместо сердца камень остался…

И Галина заливала свое горе слезами, впервые открыв людям то, что так долго разрывало ей душу, что так тщательно от всех она скрывала, даже от матери…

— Да ты что! — выслушав, в ужасе закричала на нее Наташа. — Да ты соображаешь, что ты говоришь? Да ты и думать-то так не можешь! А как их еще надо любить-то, как? Я своих, иной раз, тоже — убила бы, так разозлюсь, а потом — отойду… А какая еще любовь-то должна быть особая? Зря ты расстраиваешься, зря, у всех так бывает: такая полоса — этакая, то черная — то белая, все пройдет и у тебя, все наладится, вот увидишь!

— Да, чего ты, точно, так и бывает, — убеждал Галину и Наташин муж — он ее впервые видел такой. — Все образуется, нашла о чем плакать!

Галина чувствовала, что ее не понимают, во всяком случае, до конца. Нет, нет, все не то, она одна такая, которая не любит своих детей, не любит, и знает, почему: потому что никто их больше не любит… Для отца, дедушки, бабушки они оказались ничем — ни родной кровинкой, ни детьми. Это ее перевернуло, раздавило — оказывается, можно и так? Беспечно, без оглядки… Какая уж тут любовь!.. Но слезы уже вылились, страшная тайна ее выплеснулась, и от сердца немного отлегло.

— Ладно, — спохватилась вдруг она, — чего это я, действительно, испугала только вас.

Она подняла спящую Аленку с кресла и понесла ее на кровать.

Наталья с мужем переглянулись: "Да-а…"

Спустя два года после вечера откровения Галина совершенно перестала мучиться подобными вопросами, да и забыла о них совсем. Аленка стала большой — в четвертый класс пошла, но по-прежнему верила, что все подарки должен приносить Дед Мороз. Илюшка, до тех пор неизвестно на кого походивший, стал все более по характеру напоминать саму Галину, а Аленка — наоборот, отпетого Жупикова, и отношение Галины к детям соответственно переменилось. Чем больше замечала Галина в Аленке сходства с бывшим мужем, тем больше отстранялась, отчуждалась от дочери и все больше прикипала сердцем к сыну, пошедшему в ее родню, — права была тогда, в новогоднюю ночь, ее подруга. Ильку Галина, благодаря сходству их характеров, понимала лучше, и все меньше начинала понимать дочь, способную, как и Жупиков, выкинуть что-нибудь неожиданное. Она чувствовала, что судьба у Аленки тоже будет непростая, и ей еще придется с ней многого хлебнуть, и вряд ли радости.