Матильда Юфит - Хорошо, что вы пришли...

Уже уходя, девушка спросила:

— Я думала, вы счастливая, семейная. А вы вот как, одинокая… А ведь симпатичнее и веселее вас во всем оперблоке нету…

— Надо уметь себя держать, — сказала Людмила Васильевна.

— Говорят, даже книга такая есть, в Таллине вышла, "Правила хорошего тона", вы читали, да?

Людмила Васильевна усмехнулась:

— Нет, такую книгу я не читала…

Да, так же, как к людям надо выходить умытой и причесанной, так и свои печали не надо никому навязывать.

Это ей Ирина Богачева недавно напомнила:

— Ты, Люда, всегда умела вселять бодрость в других, как будто тебе самой легче, чем всем… Доставим, бывало, с передовой раненых, какой-нибудь молоденький солдатик сидит, бледный, от страха трясется. А ты выходишь из операционной, спокойная, сверкаешь своими глазищами: "Кто это у нас тут носом хлюпает, а ну, смелей, веселей гляди, милый. Ты же парень, а не девка". Он, бедняжка, хоть через силу, да улыбнется. Ты всегда жизнерадостная, Люда.

— Это хорошо или плохо?

— Замечательно…

— Есть оставаться жизнерадостной…

И как бы в подтверждение этого своего шутливого обещания, Людмила Васильевна, продолжая перебирать письма, читает в новогодней открытке пожелание Макса Поляновского, журналиста и писателя, который работал в войну в их дивизионной газете:

"С новым годом, мой фронтовой товарищ, милая Людмила Васильевна!.. И пусть еще много десятилетий сопутствуют Вам неизменные для Вас — хорошее настроение и жизнерадостность. Другой мы Вас не знаем".

"Но я-то себя знаю и другой, — думает Людмила Васильевна. — Сегодня я другая. Сегодня тоскую от того, что сдаю дела Шурочке, то есть, конечно, Александре Павловне, подвожу черту под важным этапом жизни". И опять она возвращается мыслями к тому, что, кажется, только вчера было начало, был военный городок в Уручье, была любовь с мужем, волосы без седины, была операционная сестра Мария Александровна, которая учила ее работать…

"Как вас зовут, милочка?" — спросила тогда Мария Александровна и посмотрела пристально, чуть сощурив под сведенными бровями зоркие глаза.

Она была полная, с пышными седыми волосами, уложенными в старомодную прическу. А халат такой белый, такой накрахмаленный, блестящий.

— Так как же вас зовут, милочка?

— Так и зовут, — не поняла Людмила Васильевна.

— Как — так?

— Ну, Мила, Милка… муж зовет Милочка…

Старуха засмеялась:

— Муж, а мне показалось, что совсем молоденькая… — и тут же стерла с лица улыбку: — Маникюр придется убрать, — брезгливо сказала она. — Смыть. Волосы все под косынку. Запомни — в операционной стоять молча. Как будто тебя нет. Но хирург должен чувствовать, что ты здесь и верить тебе…

Как внимательно она учила, как терпеливо… И, действительно, как счастлива была Людмила Васильевна, когда старшая сестра впервые разрешила ей самостоятельно подать хирургу инструмент.

Домой вернулась в тот день потрясенная. С порога закричала мужу:

— Он взял из моих рук скальпель…

— Кто?

— Профессор Хазов.

— Ну, ты многого достигла, — посмеялся муж. — Ай да умница…

— А как же, — удивилась Людмила Васильевна. — Мария Александровна осталась мной довольна. Профессор Хазов, это же такой важный профессор, а и то побаивается Марии Александровны. Клянусь. Она такая требовательная, такая непреклонная. Я тоже буду такой…

Муж уточнил, стараясь по привычке во всем разобраться досконально:

— Какой — такой?

— В ней, как бы это выразиться, есть хирургическая идеальность. Вот именно — идеальность…

Она и в часть к ним приезжала потом, милая Мария Александровна, когда у них бывали сложные операции, опекала Милочку. Придирчиво проверяла — все ли готово, обо всем ли позаботилась молодая сестра. И доктору из санчасти говорила строго:

— Будьте взыскательны. Милочку вы мне не балуйте. Я знаю, что она станет отличным работником…

Вот вчера это было, только вчера, а завтра пятиминутку с персоналом уже проведет новая старшая сестра Александра Уханова. Мысленно Людмила Васильевна за Шурочку продумывает все, что будет завтра. Как она расставит сестер по операционным, как будет сама помогать профессору. Она невольно думает словами Марии Александровны — я знаю, что Шурочка станет отличной старшей сестрой.

Вчера и завтра. А в "сегодня", выходит, уместилась почти вся ее, Милочкина, жизнь. С бурями и затишьями, с тяжелыми годами войны, с адаптацией в мирной жизни, с огромной общественной работой. Теперь ей предстоит заново осваиваться с новыми своими обязанностями, с новым коллективом.

Все вышло именно так, как предсказала Мария Александровна. Одного только не знала Милочка, Людмила Васильевна, что время так быстро летит…

"Гвардии лейтенанту медицинской службы запаса Людмиле Васильевне Загоройчук.

Дорогая Людмила Васильевна, наша славная боевая подруга, смелая и отважная медицинская сестра! Узнав, что вы недавно удостоены ордена Ленина за трудовые дела в здравоохранении, мы, ветераны Первой Гвардейской, приветствуем вас… мы гордимся вами. Гордимся, что к вашим фронтовым наградам, полученным за боевые дела в годы Великой Отечественной войны, прибавилась новая почетная правительственная награда".

Подписи, подписи, подписи…

И совет ветеранов 1-й гвардейской дивизии поздравил ее с награждением орденом Ленина. А фамилии-то какие, какие все дорогие для нее имена: гвардии генерал-лейтенант в отставке И. Руссиянов , гвардии полковник запаса, Герой Советского Союза П. Ребенок , гвардии полковник запаса С. Минин …

А вот совсем неожиданное письмо. Из Калуги.

"Дорогая Людмила Васильевна! Перед моими глазами на страницах "Медицинской газеты" промелькнуло ваше имя, и я сразу же понял, что пишут это именно о вас.

…Я знаю вас лично, знаю ваш коллектив, прекрасный коллектив сестер и врачей родной Пятой Советской больницы. Дважды замечательные хирурги, с кем вы бок о бок трудитесь, возвращали мне жизнь.

Так спасибо же вам, Людмила Васильевна, старшая операционная сестра. Примите от меня и моей семьи поздравления с награждением именно Вас самой высокой наградой — орденом Ленина. Здоровья вам, дорогая Людмила Васильевна.

Надо полагать, что Федя это и есть старший Антонов, тот, которого оперировали в больнице. Оказывается, больные все-таки замечают, кто стоит в операционной рядом с хирургом.

В Венгрию они — ветераны войны — ездили дважды, оба раза весной. В воспоминаниях Людмилы Васильевны эти поездки как бы слились, сместились. Та же весенняя зелень, то же вспыхивающее над деревенскими садами розовое цветение фруктовых деревьев, те же синие воды в Дунае. Помнит только, что раньше всего ходили к обелиску на площадь Свободы, установленному в память победы над фашизмом, на кладбище. Привозили с собой землю родины, рассыпали ее на могилах однополчан, чтили их память минутой молчания. А весь вечер потом оставались в гостинице, смотрели из окон на ночной нарядный город, вспоминали бои, павших товарищей, плакали.