Леонид Жуховицкий - О любви

Томик, который вы держите в руках, вероятно, самая необычная из моих литературных работ: вместе со шведским прозаиком Ларсом Хесслиндом мы написали книгу о любви. Она выходит одновременно на двух языках — в Швеции ее печатает крупнейшее издательство Скандинавии «Бра Беккер».

Писать вдвоем, да еще на столь личную тему, занятие непосильное, по крайней мере для меня. Но эта книга — исключение, уж очень своеобразна ее форма.

Основную часть составляет проза, рассказы и повести о любви — отдельно Хесслинда, отдельно мои. А в конце наш с ним диалог на ту же тему. В такой книжке каждый из нас остался собой, не было необходимости в неизбежном при соавторстве компромиссе, пойти на который и Ларсу и мне было бы необычайно трудно: в жизни мы с ним друзья и люди достаточно покладистые, но за рабочим столом ярко выраженные индивидуалисты.

Сложней всего было с диалогом: когда мы его начинали, письма из Москвы в Гетеборг и обратно шли чуть не по месяцу. Мы сразу договорились ничего не сглаживать — спорить так спорить. Творческий метод будущей полемики сформулировали кратко: не врать.

Прочитав диалог, руководительница шведского издательства Мика Ларссон, одна из самых талантливых и решительных скандинавских журналисток, убежденно произнесла:

— В России это никогда не напечатают!

Буду рад подарить ей это издание.

Несколько слов о моем друге и оппоненте.

Ларс Хесслинд прозаик из Гетеборга, автор пятнадцати книг, хорошо известный у себя на родине. Его последний роман вышел тиражом в 180 тысяч экземпляров — цифра фантастическая для девятимиллионной страны.

Шведское издательство приняло книгу сразу. У нас с этим оказалось потрудней — до «Художественной литературы» я обращался еще в два аналогичных заведения, где вместо согласия получил сочувствие. Умные, опытные, доброжелательные редакторы умудренно покачивали головами:

— Идея интересная, но… Надо подумать, как следует подумать. Тут что-то не так. Буржуазные издатели ни с того, ни с сего не дадут книжке стотысячный тираж. Что-то за этим кроется…

— Может, им книжка нравится? — робко предполагал я.

На меня смотрели как на младенца:

— Вы не знаете этих капиталистов! Они пальцем не шевельнут без умысла. Что-то тут не чисто…

На это возразить было нечего — опыт общения с капиталистами у меня был действительно невелик.

Позже, когда я ближе познакомился с Микой Ларссон и мы за двадцать минут решили все технические вопросы, я осторожно спросил:

— Мика, а почему ты все-таки решила издать эту книжку?

Глаза у нее азартно блеснули, и она ответила, не задумываясь:

— Интересно!

Надеюсь, и вам хоть что-то в этой книжке будет интересно.

Давно уже, лет десять назад, познакомился я в Москве с компанией лилипуток.

Вообще-то были они обыкновенные девчонки, десятиклассницы. А лилипутками я прозвал их сам для себя за малый возраст. Они, все шестеро, учились в одном классе и дружили уже порядочно — года четыре, наверное.

Началось наше знакомство случайно, как, в принципе, все на свете и начинается.

Как-то на дне рождения у приятельницы заметил я два свежих лица. Не свежих новых, а просто свежих, румяных, с гладкой кожицей и глазами, блестящими не по какой-то особой причине, а просто от удовольствия жить.

Попали сюда девчонки мимоходом, и одна вскоре ушла. А другая, соседка нашей именинницы, осталась.

Произнесли необходимые тосты, выпили необходимые рюмки, и пошла вечеринка обычной колеей. Начались разговоры про искусство, про политику и про то, куда идет человечество, — по части прогнозов на двадцать первый век все мы были большие специалисты.

А румяная девочка сидела себе в углу на стуле, сидела прямо, руки на коленях — и слушала. В нужный момент, без всяких просьб, уносила на кухню тарелки, приносила чай — словом, вела себя как младшая соседка, скромная и воспитанная.

Потом уже, когда прощались, я дал ей свой телефон и сказал, что хочу поговорить.

Мне и хотелось с ней именно поговорить, просто поговорить, ничего больше, и она, умница, сразу и точно поняла.

Дня через два она позвонила. Мы встретились, пошли в парк и стали говорить.

Еще там, на дне рождения, я по разным мелочам определил человека, в которого она была влюблена, и теперь сказал ей об этом. Она почему-то обрадовалась и сразу прониклась ко мне доверием и симпатией. То ли оценила мою проницательность, то ли тайна ее была из тех, о которых хочется говорить долго и подробно — был бы достойный слушатель.

В общем, она тут же, охотно и обстоятельно, рассказала мне все, после чего мы уже со знанием дела обсудили разные ее варианты на будущее.

Кончилось тем, что мы с ней заключили Союз. Слово было названо полушуткой, в чем состоит соглашение — не уточнили. Но Союз этот оказался прочным, вот уже десять лет просуществовал, почему я и пишу его с большой буквы. Все десять лет мы относились друг к другу по-человечески, требовалась помощь — никогда в ней не отказывали. Не видеться можем год, можем два, но я всегда знаю: случись что — есть она. И она, смею надеяться, знает: случись что — есть я.

Девочка эта была довольно высокая, стройненькая, кости спрятаны как надо, а волосы пушистые, красивые, цвета темного пепла. Звали ее Анютой.

Она и познакомила меня со своей компанией.

Что девчонки умеют дружить, я знал давно, хоть иногда и отрицал это в разговорах из разных тактических соображений. Но чтобы не двое, не трое, а сразу шестеро девчонок дружили — причем по-настоящему, без зависти, ревности и взаимных обид — такого я не встречал ни до, ни после.

Были лилипутки, естественно, разные, но в чем-то и похожие, как солдаты из одного отделения. А похожесть эта состояла, пожалуй, вот в чем: у всех шестерых души, хоть и по разным поводам, работали напряженно и вдохновенно.

Моя союзница Анюта любила человека старше ее лет на десять, конструктора по мостам. Надежд на будущее почти не питала, беречь ничего не берегла, счастья ему желала хоть с собой, хоть без себя. Рассказывать о нем могла часами, хоть и называла его при этом «мой крокодил».

Парень был хороший, умный и добрый. Но у каждого своя жизнь, свои планы — что-то у них с девочкой не сошлось.

Как он к ней относился?

Неплохо, в общем, даже любил, пожалуй, но ровно настолько, чтобы, не приведи господи, не возникло для него каких-нибудь обязанностей. Что ж, его воля, его право.

Зато у Анюты на случай тягостного настроения был выход, которого он, бедняга, не имел. Она всегда могла двумя автобусами добраться до Южного Чертанова, дальней московской окраины, несколько раз обойти вокруг его дома и теми же двумя автобусами вернуться домой.