Джеймс Келман - Воскресные газеты

Он пососал их, спускаясь по ступенькам. В третьем дворе он уже и не пытался засовывать газеты вглубь, он оставлял их так, что они торчали из щелей наружу. Потом он протащил мешок до середины расстояния между четвертым и пятым двором и оттуда разнес газеты по обоим. Теперь он уже обходил каждый двор за две-три минуты.

Когда он опорожнил добрых три четверти мешка, он заметил, что в торговом квартале открылась молочная лавка. Некоторые клиенты, которым он доставил газеты, заплатили ему сразу, так что он мог позволить себе выпить пинту молока и съесть кусок фруктового пирога. В табачной лавочке он купил маленькую пачку сигарет — на пять штук — и коробок спичек. Перекусив и перекурив, Томми рысью понесся по Килмуир-Драйв и закончил свой первый обход. У него осталось 12 лишних экземпляров «Санди Мэйл», но не хватало восьми «Санди Пост», и, кроме того, остались разрозненные листы из номеров «Обзервер» и «Таймс».

На долгом пути домой ему пришлось юркнуть в какой-то дворик и спрятаться там, когда он увидел, что навстречу ему по улице идет в церковь миссис Джонстон, учительница воскресной школы. Не успев войти в дом, он ринулся в ванную. Там он почистил зубы, чтобы избавиться от табачного запаха, а затем сел за стол и съел яичницу с тостом. Отец все еще не встал. Примерно к этому времени Джон обычно уже полностью заканчивал доставку газет и рассчитывался на складе. Мать могла бы Томми об этом напомнить, но промолчала. Поев, Томми вскоре после 11 часов пустился в обратный путь на Килмуир-Драйв, чтобы собрать деньги. Нужно было еще получить за старое — то, что недоплатили Джону: Джон оставил ему об этом записку. Одна семья задолжала за целых девять недель. По ошибке Томми и туда доставил газеты, хотя Джон предупредил этого не делать, и на звонок там не откликнулись, хотя он долго стоял у двери и звонил снова и снова. Некоторых других клиентов тоже не было дома. Кое-кого он на обратном пути ухитрился застать, но все-таки осталось еще несколько квартир, где нужно было получить деньги. На станцию он поехал на автобусе. Кондуктор сказал ему, что уже четверть четвертого.

Томми медленно дошел до перекрестка у белой церкви. В джинсах у него, в трех из четырех карманов, были деньги. В одном из передних карманов была дырка. В другом переднем кармане он держал мелочь: пенни, полпенни и трехпенсовики — его чаевые. В двух задних карманах хранились шестипенсовики, шиллинги, двухшиллинговые монеты и полкроны. В сигаретную пачку, которую он держал в левой руке, он засунул десятишиллинговые бумажки. В пачке оставались три целых сигареты и одна, выкуренная наполовину.

В газетном складе на станции трое мужчин были теперь совсем одни. Они сидели на прилавке, курили и пили лимонад. Увидев Томми, толстый слез с прилавка и крикнул:

«Смотри-ка, справился!»

Томми поглядел на него, но ничего не ответил.

«Отлично, — сказал стриженый ежиком и взял с прилавка деревянный поднос. — Выкладывай деньги, и начнем считать».

Двое — стриженый ежиком и толстый — сложили деньги кучками и два раза их пересчитали, а тощий выписал квитанцию на сумму, которая причиталась с Томми: семь фунтов, пять шиллингов и четыре пенса.

«Сколько, говоришь?» — спросил толстый.

«Семь фунтов, пять и четыре».

«Здесь только четыре с половиной фунта».

«Что?»

«Четыре с половиной».

«Как так?»

Стриженый ежиком покачал головой.

«Это у тебя все деньги, парень?»

«Да. Еще есть мои чаевые».

«Чаевые?»

«Его чаевые!» — сказал толстый.

Тощий улыбнулся.

«Выкладывай», — сказал он.

Томми, поколебавшись, выгреб все деньги из правого переднего кармана и высыпал их на прилавок.

Стриженый ежиком быстро их пересчитал.

«Двадцать два и семь, — сказал он. — Плюс зарплата 25 шиллингов».

Тощий кивнул.

«Не хватает семи шиллингов и девяти пенсов, — сказал стриженый ежиком и поглядел на Томми. — Не хватает семи шиллингов и девяти пенсов, парень».

Томми нахмурился.

«Тебе еще кто-то остался должен?»

«Ага».

Стриженый ежиком кивнул.

«Ладно, на неделе ты их получишь, да?»

«Ага».

Томми посмотрел на толстого, который унес деревянный поднос с деньгами к письменному столу. Тощий что-то записывал в толстый гроссбух.

«Ладно, парень, — сказал стриженый ежиком. — Ну, а теперь нам пора закрывать».

Он снял с крючка на стене ключ, подошел к прилавку и, перескочив через него, с грохотом приземлился у самой двери. Он открыл дверь и выпустил Томми.

«Макензи будет на следующей неделе, да?»

«Ага».

«Хорошо».

Тощий спросил:

«Он хочет получить участок?»

«Хочешь получить участок и для себя?» — спросил у Томми стриженый ежиком.

«Ага!»

«Ладно, сынок, как только какой-нибудь участок освободится, я скажу твоему брату, хорошо?»

«Ага. Спасибо, мистер».

«Ну, с Богом!» — сказал стриженый ежиком и закрыл за ним дверь. Томми услышал, как в замке повернулся ключ.

Когда он вернулся домой, дверь ему открыла мать. Она воскликнула:

«Томми, уже почти четыре часа, где ты был? Что случилось?»

«Ничего, мама. Просто я запоздал, честное слово».

«Просто запоздал?»

«Ага. Честное слово».

«Тш! Беги, скинь эти старые брюки, а я пока сделаю тебе бутерброд с сыром. И пойди умойся, ты же весь грязный. Погляди на свое лицо! Где ты так извозюкался?»

Когда он потом вошел в гостиную, на буфете его уже ждал бутерброд с сыром и чашка молока. Отец сидел в своем кресле, читал «Мэйл» и пил чай, на краю пепельницы дымилась сигарета.

«Ну, как все прошло?» — спросил он, глядя на Томми поверх очков.

«Все в порядке, папа».

«Но сколько времени на это ушло!» — отозвалась мать.

«Было трудно?» — спросил отец.

«Кое в чем; но, правда, все в порядке. На этой неделе я должен еще кое с кого получить деньги».

Отец кивнул.

«Что, их не было дома?» — спросила мать:

«Да, и мне пришлось вернуться снова».

«Ужасно!»

«Мне сказали, что я, может, скоро получу свой участок. Они скажут Джону».

Отец кивнул и снова углубился в газету.

«Очень хорошо, сынок», — сказала мать.

Отец пробормотал:

«Смотри, скопи себе что-нибудь».

Откусывая бутерброд, Томми кивнул.