Татьяна Трембовецкая - Сказки для взрослых

«Счастье – это когда ты сыт, и тебя не хотят прихлопнуть» – так думали мушки-дрозофилы, сгрудившись на краешке цветочного горшка с подгнившим растением, наблюдая за Мухой, которая ошалело носилась над праздничным столом, спонтанно приземляясь на пищевую снедь, иногда неудачно на столько, что почти утонув в соусной жиже, умудрялась выползать, задорно обтирая лапками свои белесые крылышки, одновременно смачно шаря хоботком вокруг себя, беспрерывно поглощая некие питательные вещества.

По поводу первой части определения Счастья зрители не сомневались. А вот на счет второй – «и тебя не хотят прихлопнуть», были глубокие сомнения, ибо та движуха, которую создавала траектория перемещения счастливицы, была пьяно-агрессивной.

Сидящие вокруг стола были шумны и громогласны. Время шло. Они разливали жидкости по фужерам, стопкам и мимо, еще больше от этого распаляясь. Пищевую снедь пытались разложить по нечистым тарелкам. Иногда удачно. Иногда не очень, и что-то бросали на пол. И когда какой-нибудь сидящий сосед пытался изменить положение своего тела, он непременно вставал, наступая на упавшую половую питательную среду, слегка подскальзываясь и матерясь, но впоследствии с умилением замолкая, наблюдая перед своим носом поднесенную емкость с жижей.

Муха все резче взвивалась над столом, тяжелее поднимая свое крылатое и бесконечно сытое брюшко. Все глуше становился звуковой шум вокруг. Она практически не замечала агрессию сидящих за столом, и очень даже зря, так как она становилась еще более ярко-выраженной, хотя и редкой.

В какой-то момент, при очередном пикировании, Муха, взяв разгон, резко влепилась в стеклянную емкость, которую неожиданно поставил один из сидящих на предполагаемую площадку приземления. Стекая по липкой граненой стенке звенящей головой вниз, Муха последний раз в своей жизни услышала ароматы нарезок, десертов, резкие запахи жидкостей, разлитых по стопкам, фужерам, и мимо….

«Счастье – это когда ты сыт, и тебя не хотят прихлопнуть».

Они познакомились случайно, на берегу реки. Люди затеяли строительство набережной…

Бульдозер стоял такой молчаливый, оранжевый, на куче щебня.

А рядом, в пяти метрах, игрушечный Самосвал, забытый забавным пацаном, прибегавшим смотреть на строительные работы.

Самосвал пластмассовый, красного цвета, с большими зелеными колесиками, был очень горд своим присутствием.

Они тихо стояли рядом, обездвиженные, и только крики чаек, и шум волны врезались в эту тишину…

Вечерело. Солнце клонилось к горизонту. Вода постепенно прибывала.

Бульдозер заметил, что расстояние между полосой воды и маленьким Самосвалом неуклонно сокращалось.

Что он – Бульдозер, мог сделать? Огромный исполин, он только наблюдал, как вода подбирается к яркой строительной игрушке.

Чувствовал, что с минуту на минуту произойдет непоправимое…

В какой-то момент, солнце бросило последний запоздалый луч света, чайка истошно крикнула, дунул резкий ветер, и пенный гребешок воды слизнул игрушку со щебня.

Она оказалась такой легкой, воздушной в большом безграничном объеме темной воды!

Несколько минут еще виднелись светлыми пятнышками зеленые пластмассовые колесики…

Бульдозер огромным монолитом застыл в немом оцепенении. Небольшая ржаво-маслянистая слеза сползла по колесу и упала на щебень.

Завтра придет новый день, который заполнится ревом желтых машин, криком чаек и шумом волны. Строительные работы продолжатся. И ребятня, без разрешения взрослых, будет прибегать смотреть на это действо.

Было приятное весеннее солнечное утро выходного дня. Домочадцы спали. Несмотря на нерабочие сутки, мама все равно просыпалась рано. И не желая впустую проводить время, решила начать великое тряпичное перемещение: освободить место в платяном шкафу от зимней одежды, а освободившееся пространство заполнить весенне-летними изделиями.

Рядом со шкафом для удобства осуществления межсезонной идеи стояла гладильная доска, на которую периодически складывались какие-нибудь зимние изделия: шерстяные шарфы, платки, варежки, с последующим перемещением их в более далекое место в шкафу.

Вот и сейчас на горизонтальную поверхность временно положили Мужскую Меховую Шапку. Мама, встав на стул, открыла верхнюю антресоль. Неожиданно, очевидно нарушив какой– то неведомый тряпично-летний баланс, с открытой антресоли свалилась Женская Летняя Панама. Планируя к гладильной доске, она элегантно развернулась, раскрыла поля и плавно опустилась рядом с Меховой Шапкой.

Коричневое Меховое изделие замерло. Мех заискрился от нахлынувших эмоций!

– Мадам! Вы прекрасны! – сияла Шапка.

– Ах, спасибо! – кокетливо приподняв краешек полей, завернула Панама.

– Не первый год здесь, но ранее я вас не встречал, – галантно продолжило Мужское Меховое изделие.

– Я здесь первый год. Была куплена и привезена с Кубы.

Диалог был прерван, так как мама подхватила панаму, встала на стул и, свернув поплотнее летний головной убор, отправила поглубже в антресоль.

– Я Вас буду ждать здесь осенью! – успела безмолвно крикнуть Мужская Шапка….

Было приятное весеннее солнечное утро выходного дня.

Это был обычный корабельный пес с разновисящими ушами-лопухами, большеголовый, с настоящим кожаным немаленьким носом. Он пропадал на обычной одномачтовой яхте, и цель этого пропадания была одна – жить, то есть сторожить большие металлические предметы, канаты, паруса, мачту.

Периодически на яхте появлялись разномастные люди, которые выполняли одни и те же дела: в первой половине дня выползали на верхнюю палубу, ближе к обеду опускались обратно, к вечеру опять поднимались. И постоянно что-то ели-пили.

Они закупали на яхту неимоверное количество всякой еды. Сашка хорошо это понимал, и при каждом заходе в небольшие портовые города, воодушевленно ждал обратно странных разномастных людей, шумно сошедших на берег. Иногда хозяин – капитан яхты, сам одевал на Сашку ошейник, и гулял с ним по набережной. Но зверь всегда торопился обратно, так как зрелище больших пищевых пакетов, которые приносили с собой на яхту разномастные люди, было очень приятным и волнующим.