Мераб Элиозишвили - Ожидание

Знает Иван этот радикулит: не раз, когда выбирали сеть, рыбаков, его ровесников, скрючивало прямо в лодке, и, казалось, глядя на их внезапно оцепеневшие, сгорбившиеся фигуры, будто они крадутся к выбросившемуся на берег лососю. Все врачи в районе испробовали на Иване силу своих уколов, но ничего не помогло: жало моря оказалось сильнее.

Вот и лежи теперь, старая лодка, отслужившая свое… Волокут эти старые лодки во двор колхозной конторы, потом кто-то из рыбаков платит шестьсот рублей, выписывает их на дрова и разбирает к зиме, орудуя тем же топором, каким когда-то их мастерил…

И старуха одичала совсем. Бегает день-деньской за своими гусынями, все проверяет, не снеслись ли они. Сын с понедельника до субботы в море, а невестка где-то у черта на рогах — занимается с сельским драмкружком. Вместо «драм» Иван произносит что-то другое и, конечно, только в разговоре со своей старухой… Лишь один маленький внучек ползает по комнате. Когда надоест ему играть на полу, он подходит к кровати деда, ставит друг на друга старые дедовы сапоги: получается что-то вроде двух ступенек, и влезает по ним на постель. Потом он садится Ивану на грудь, расставляет ноги, вооружается обеденными ложками, которые дает ему дед, и начинает грести…

С нетерпением ждет Иван субботы, когда сын возвращается с моря. Сколько новостей может рассказать вернувшийся с моря человек! Но кто ж виноват, что так ненасытна Иванова невестка: только сын приходит, не успеет Иван и двух слов из него выжать, как она зовет его в соседнюю комнату; запираются они там и ворчат, и ворчат… Сыну Ивана тоже не нравятся все эти женины занятия с драмкружком, однажды даже слух по деревне прошел: влюбилась, мол, она в приехавшего на гастроли артиста… Как бы то ни было, иногда ворчанье пересыпается солеными словечками. Маленький внучек Ивана сразу настораживает уши. «Нельзя мальчишку портить», — думает Иван и затягивает старую рыбацкую. Все углы комнаты заполняются хриплым голосом Ивана. Тогда мальчик корчит гримасу, показывает язык старой лодке.

— Скоро мне папа купит новую лодку!

— Очень хорошо.

— Я больше не буду на тебе плавать.

— Ничего не поделаешь; только не очень-то мне верится, что… — Мальчик знает, что дед говорит правду насчет отцовских обещаний, и начинает сердиться:

— Молчи! А то подниму одеяло и напущу тебе ветер в постель!

— Ну, что ж, ветер надует парус, лодка уйдет в море, вот и оставайся ни с чем на берегу, дожидайся своей новой лодки.

— А у тебя ведь нет паруса!

— Ничего, поработаю веслами.

— И весел нет!..

— А это что?! — И старик показывает ему узловатые, жилистые руки. Ребенок разглядывает плоские, как лопасть весла, ладони деда. Руки старика похожи на настоящие весла, сучковатые и заскорузлые.

Потом и внук уходит: наскучило ему играть со старой лодкой, вылезает во двор, принимается дразнить гусей… Появляется старуха, садится на край кровати. Как ненавидит Иван запах гусиного и утиного помета!..

— Пашка с мужем погибли, — разом выпалит она, как из пулемета, тысячу новостей, — дети кошке к хвосту проволоку привязали, кошка бросилась на столб, зацепилась за провод высокого напряжения, конец провода упал на веревку, а Пашка как раз там белье развешивала — ее тут же и прикончило. Муж выбежал, кинулся к ней — и его наповал. Детишки сидят на лестнице, ревут…

— Так ведь это все третьего дня было, в понедельник!

— Вот я и говорю: Пашкин-то брат из Москвы прилетел, детям обещал: не бойтесь, я что-нибудь для вас сделаю, одних не оставлю…

— Долг свой выполняет.

— Долг, долг! Не всякий такое скажет!

— Ты на деле скажи, на словах-то и корюшка крокодила слопает!

— А вчера ночью Сенька, пьяный, снес машиной бригадирский курятник, а потом удрал, бедняга, фары выключил, чтобы никто, значит, не погнался за ним. Да на повороте врезался в грузовик с мусором, так и разбился в лепешку вместе со своей машиной… Погибла Марта, растила, растила сына, ремеслу научила…

— Парень погиб, а не Марта!

— Петра похоронили, кровоизлияние у него было, отмучался, сердешный… Да и то сказать, после смерти жены уже и не жилец он был; бывало, захочет, горемыка, с утра помочиться, так до самого полдня должен ждать, пока невестка соизволит от своих дел оторваться — занята, дескать, очень. Она все говорила ему: старики твоего возраста не больше одного раза в день ходят по нужде, а ты, как маленький ребенок, каждую минуту просишься…

— Больше ничего не скажешь?!

Нет, куда лучше, когда внук возится в его постели, хоть и боль в позвоночнике после этого усиливается…

— Свадьба у Головановых: младший сын женится на Жмельковской красавице. Жмельковы-то, родители, сперва против были: как, мол, мы, гордость всей деревни, за такого сопляка выдадим!..

— Ну и дальше что?

— А то, что парень-то с девушкой свое дело справили, так что Жмельковым упрямиться вроде уж ни к чему стало: того гляди внучка-красавца дождутся — прибавления семейства.

— Еще что?

— Еще то, что икру — помнишь, Павлуша под новый год приносил? — наша «драмкружок» на помойку выкинула, протухла она у них… Нам-то и попробовать не дала: для ребенка, говорит, берегу, то, мол, да се, пятое-десятое… А я взяла да и высыпала все перед нашим двором: пусть соседи собственными глазами видят, как она для нас добра не жалеет…

— Хорошо, хватит!

— Справлялась у врача о тебе…

— Хватит, говорю! Чем болтать зря, скажи лучше, кого разливовцы нынче на соревнования выставляют?

— Все тех же: Карпа и Всеволода…

— Небось они у них уже целую неделю отдыхают… Была у председателя?

— Как наставлял ты меня, все так ему и выложила: Иван, дескать, просил, дай парню хоть три дня отдохнуть, чтоб не осрамиться нам, как в прошлом году; наверно, говорю, разливовцы своих больше недели тренируют, на отдыхе их держат.

— Ну, а он что?

— А он и отвечает: я, мол, очень уважаю Ивана, но выигрышу на лодочных состязаниях предпочитаю выполнение предмайского плана…

— Заячья душа у этого сукиного сына… «Предпочитаю выполнение предмайского плана…». Кто ж ему говорит: «план срывай, а состязание выигрывай»?! Выходит, дать одному человеку на три дня отгул, значит провалить план — стыдно же!.. Ведь стыдно, Петруша, а? — говорит Иван внуку, который крепко держит в руках пучок гусиных перьев.

— Стыдно!

— А что еще стыдно?

— Постель мочить!

— А еще?

— Занять последнее место, — отвечает Петруша и разбрасывает перья по комнате…

— Выйдем с тобой в море? — спрашивает Иван у внука.

— Выйдем, — говорит Петруша и кладет дедовы сапоги друг на друга, вроде ступенек…

У верхнего сапога выело кожу на голенище, Петруша в который раз обнаруживает здесь дырку, просовывает в нее палец и забывает вскарабкаться на лодку.