Татьяна Веденская - Котики и кошечки (сборник)

Ни разу за последующие пятнадцать лет кошка не «наделала» ни в один ботинок. Потому что незачем было. Хотя, когда приезжали эти – городские, – надо бы, надо бы… Ну, да ладно. Пусть отдыхают после своих пробок, детей еще своих сюда понатащили. Ох уж эти городские. Никакого от них проку. Только траву примяли своими колесами. На них и «наделаю».

Ненавижу коммунальные квартиры. Ненавижу. Все плохое в моей жизни произошло из-за них. Кстати, их было всего две. Одна – моя. Вторая – его. Так мы и жили несколько лет: он в своей коммуналке, а я в своей. Наши пути часто пересекались, он приходил ко мне, а я к нему. А так чтобы сойтись, нет, не случилось. Раньше я думала, что не случилось из-за кота, проживавшего на его территории. Или это он проживал на территории кота? Не разобраться. Говорят, время лечит, все расставляет по своим местам. Ничего оно не лечит и не расставляет. И раны со временем не зарастают. Так, затягиваются пленкой, а чуть тронь, и сразу все вспоминается. Вся боль наружу вылезает.

Он один жил, один. Так говорил всем. А в действительности жил с котом. Ему больше никто не нужен был. Он и кот. Два дурака. Еще бы кто убрал за ними и накормил. Тогда ведь кошачьих кормов в магазинах и лавках не продавали. Котов и кошек кормили чем придется. Домашние животные питались с хозяйского стола.

Кота звали Леопольд. Модное имя, из мультика. «Выходи, Леопольд, подлый трус!» – неслось из квартир. Я ненавидела кота и коммуналку, а его любила. Любила больше жизни. Больше себя. Больше будущего. Любила ни за что. Просто любила. Какая жалость! Разве можно так безоглядно любить другого человека? Можно. Отчего ж нельзя? Молодая женщина обязана любить мужчину – иначе она и не женщина вовсе. Так я думала в те годы. А было мне тридцать лет. Прекрасный возраст. Душа необъятна, а тело свежее и горячее. Можно бегать по морозу полураздетой, и все равно жарко. А какие у нас с ним были ночи! Никому не снились такие ночи. Мы улетали далеко и высоко – туда, где нет даже космонавтов. В заоблачные дали, за вселенную, за дальние дали, пересекая границы космоса. В небесном блаженстве забывали о себе и других.

И только кот напоминал о себе мерзким мяуканьем в самый неподходящий момент. Гадкое чувство. Приходилось вставать и готовить еду; это материальное и плотское на корню подрубало мои романтические устремления. Готовила на троих, самое непритязательное: мясо с картошкой, салат и морс. Кот, урча, пожирал огромные куски мяса, а я, глядя на него с тоской, думала, где бы добыть несколько килограмм вырезки. С продуктами в стране в то время было напряженно. До талонов еще не дошло, но магазинные полки не ломились от изобилия. Впереди маячила перестройка. Общество раздирали социальные противоречия. А нам было все равно. Мы любили и не хотели ничего знать.

Наш роман длился уже продолжительное время. Я прибегала, взволнованная и беспокойная, уставшая за три дня от разлуки. Он принимал мои ласки с некоторой ленцой: мол, так и должно быть. Мужчину должны любить, а он лишь принимает знаки внимания. Я не обращала внимания на издержки мужского самолюбия. Главное, он меня любит.

Время стремительно бежало, а у нас ничего не двигалось с места. Упоительные ночи сменялись отвратительными днями. Жизнь перестала быть жизнью. Она превратилась в ожидание ночи.

Мы оставались в том же положении: он, я и кот Леопольд. Наглое животное открыто презирало меня, постоянно подчеркивая собственное превосходство. А я не спорила – не драться же с Леопольдом? Он чувствовал себя хозяином дома и положения, а я оставалась приходящей кухаркой и уборщицей. Кроме кота, коммуналку населяли другие животные, но в человеческом обличье. Они стеной стояли на кухне, пока я готовила ужин для моих хозяев. Чего я только не наслушалась! Страшно вспомнить, стыдно повторить, но моя любовь была сильнее. Что мне коммунальные страсти по сравнению с орбитальными перемещениями во времени и пространстве. Как только наступала ночь, мой любимый принадлежал мне по законному праву любви и природы.

Ох, если бы не Леопольд! Память услужливо подсовывает самые окаянные его проделки, больно царапающие душу. Однажды он укусил меня за ногу, я вскочила, раскричалась, любимому пришлось успокаивать. И делал он это с юмором – так, что я долго смеялась над собой и Леопольдом. Соседки, подслушивающие под дверью, заходились от любопытства: дескать, что там у них происходит? Но мы перелистывали страницу и шли дальше нехоженой тропинкой нашей любви. Впрочем, я не простила Леопольду его безумной выходки и перестала пичкать его отборным мясом. Кот обозлился и объявил мне войну. Вел он себя странно: открытый бой не предлагал, впрочем, и за ноги больше не кусал, не фыркал – вообще вел себя как английский лорд. Особенно в присутствии собственника помещения. И не придраться, не нажаловаться. Когда я подходила к нему, Леопольд пятился и исчезал – лишь мелькал хвост трубой. Изводил другим: садился напротив меня и смотрел человеческим взглядом, уничтожающим и проникающим, как лезвие ножа. Мне становилось не по себе, я пыталась заговорить, но ничего не помогало. Кот был холоден и безжалостен.

Как обычно бывает в любовных историях, когда возлюбленный не спешит определить статус близкой женщины, страсть начинает колобродить и зашкаливать. То же самое случилось и у нас. Мы искали причину непонимания в себе, каждый пытался вытянуть наружу недостатки другого, и чем больше мучений мы доставляли друг другу, тем неистовее становились наши отношения. А кот сладострастно за нами наблюдал. Позже он показал свой характер, но каким-то неестественным образом – совершенно пошлым и неудобным.

Еще в начале моего романа я выяснила, что коту три года, он беспороден, подарен на день рождения и беспощадно кастрирован во избежание грядущих неприятностей в виде многочисленного потомства. Ветеринар свой в доску, за здоровьем животного следит, так что кот здоров, в полном порядке и по сему проживет еще много лет.

– На наш век хватит! – веско произнес Вячеслав, поглаживая густую шерстку Леопольда.

Кот притих под его руками, но его круглые от злости глазки, не останавливаясь, следили за каждым моим движением.

– Злой он, этот твой Леопольд, – сказала я, избегая кошачьего взгляда.

И за что он меня так ненавидит? С другой стороны, я тоже не подарок. Не люблю кошачий мир. Чужой он мне. Собаки куда ближе: вот их я понимаю, умею читать собачьи мысли, иногда с ними разговариваю, и у нас получается довольно мирный диалог. А эти самодовольные твари мне непонятны: у них всегда на уме что-то свое, принадлежащее только им, у них и в мыслях нет места простому человеку, коим являюсь я. Так я думала, глядя, как Вячеслав ласкает домашнее животное, забыв, что я сижу рядом и изнемогаю от обрушившейся на меня любви. Лично мне нет дела до разных котов и кошек – я хочу обладать этим мужчиной, и он должен принадлежать мне одной. При чем здесь Леопольд?