Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

Чтобы привить молодому поколению конформизм, чтобы примирить его с обществом, приручить и смирить, общество готово на все — даже, как это ни парадоксально, внушать молодым людям веру в их собственную исключительность. Этот миф имеет в западной социологии хождение в качестве разменной монеты и звучит так: молодежь аполитична, стоит вне классов и является замкнутой внутри себя кастой, своеобразным государством в государстве; она, конечно, бунтует, как ей положено, но бунт этот распространяется только на внутрикастовое — моды, вкусы, сексуальную мораль, образ жизни. Со временем они взрослеют, утрачивают право на возрастную исключительность и спокойно вливаются в общество. Сторонники такого мифа сделали из молодежи красивый и, добавим, удобный культ.

Думается, что все новеллы сборника своим жизненным материалом и характерами решительно опровергают этот миф. А один из авторов, Энгус Уилсон, в рассказе «То ли карта набекрень?» полемизирует с ним почти в открытую. Эта новелла написана в конце 50-х годов, то есть именно тогда, когда «молодежная революция» впервые стала предметом самой беззастенчивой спекуляции в английских газетах, на радио и телевидении (моды и рокеры, «эра рок-н-ролла», тедди-бойз и т. п.), когда многие начали искренне считать, что быть молодым — привилегия и прерогатива, даже избранничество. Одним словом, когда молодежь стала модой.

Уилсон — блестящий сатирик и сейчас, после смерти Ивлина Во, едва ли не крупнейший прозаик современной Британии. Разоблачитель всех и всяческих «поз», которые любит принимать британский снобизм (у него есть роман, так и озаглавленный: «Англосаксонские позы»), он внес этим рассказом свою лепту в молодежную тему, показав умничающих интеллектуалов, возводящих молодость в культ, и молодых оболтусов, охотно уверовавших в собственную исключительность, такими, каковы они на самом деле, — недалекими снобами и теми же конформистами навыворот.

Взяв из соображений гротеска нарочито вульгарный характер (образ Кенни Мартина), Уилсон выставил на посмешище два типа глупости: глупость эстетски-интеллектуальную (юный гений Хагет и его окружение, Шарага — молодые люди, которые культивируют интерес к мистицизму и «интуитивное безумие») и глупость патологическую, первозданную, запечатленную в Кенни, совершеннолетнем кретине и потаскуне, который, по собственным словам, «себя пока еще не нашел». По сравнению с напористой агрессивностью этих двух форм глупости, диктующих моду и берущих приступом столичные литературные салоны, банальное тихое помешательство подполковника Ламбурна, одного из персонажей рассказа, выглядит совершенно безобидно.

Уилсон, как заведено у сатириков, обращается к гиперболе, сгущает краски. Но, может быть, в мифе об исключительности молодежи все-таки есть какое-то рациональное зерно? Почему-то ведь молодые герои английских писателей все время наталкиваются на глухую стену непонимания, отчуждения, равнодушия, жестокости. Не потому ли, что в них действительно есть что-то особое, из ряда вон выходящее, такое, что взрослым вообще несвойственно? А может быть, молодежь всегда была исключительной в том смысле, что была исключительно плохой?

Английские писатели не согласны с этим. Тема вытеснения, социального одиночества молодого человека звучит почти во всех рассказах сборника, и выясняется, что молодежь не плоха и не исключительна, но что бороться за человеческое достоинство ей и вправду приходится в очень трудных условиях — в одиночестве.

Одиночество никак нельзя назвать нормальным состоянием человека. Силлитоу в рассказе «Газман, ступай домой!» прямо трактует одиночество как кару, определенную преступнику за преступления против человечества, и его точку зрения трудно не разделить. Что касается молодого героя большинства рассказов, то для него одиночество — неспровоцированное и незаслуженное проклятье, наказание без вины.

Одинок лейтенант Тим («Рассвет над Рейновой горой»), одинок Тэнди, которого никто не понимает (рассказ О. Мэннинг), одинок затравленный рядовой Леки («Выжить во что бы то ни стало»), одинок Джимми Таунсенд («Спасатель»), одинок «домоискатель» из новеллы Э. Дейви, одинок «отступившийся от веры» подросток В. С. Притчетта, одинок даже Винс («Отчаянные»). Многие одиноки.

Причину одиночества писатели ищут в особенностях общественного уклада, в господствующей морали, главным носителем которой выступает «средний класс». Они подмечают, что в среднебуржуазной среде глухота человеческая и отчужденность между людьми считаются чем-то само собой разумеющимся, едва ли не нормой общежития. Благо тем, кто с нею освоился и воспринял эту мораль. Плохо тем, кто не научился и не может научиться жить по ее канонам.

Одиночество, так же как жестокость, садизм, нравственное бесстыдство, агрессивность и прочие малоприятные качества их молодых соотечественников, по мнению писателей, — свойства отнюдь не врожденные, а благоприобретенные. Общая «атмосфера» жизни приучает молодое сознание к мысли об обыденности, неизбежной жестокости, разнузданного эгоизма, лицемерия, корыстолюбия, грязи. Понятно, что от разного рода подонков не застраховано никакое общество. Но суть не в этом. И закрытая школа для мальчиков с ее забвением живого человека и наставниками, больше пекущимися о традициях, престиже, насаждении нормативной морали и недопущении мальчишеского «греха», чем о подлинном воспитании молодежи (рассказ Тревора), и армия, и работа, и быт, короче — весь образ жизни выступает той самой питательной средой, в которой подонки чувствуют себя как рыба в воде, а зло распространяется и торжествует, не встречая противодействия.

Таким образом, все сводится в конечном итоге к воспитанию человека. Не к образованию, а именно к воспитанию, причем далеко и необязательно в школе и уж тем более не в такой школе для рабочих ребятишек, какая с мягкой, беззлобной иронией обрисована в рассказе Г. Томаса «Малая ярость».

Характерное «воспитание чувств» описано в одноименной новелле Ф. Кинга, где исходная ситуация напоминает лабораторный эксперимент: английский рецепт воспитания взят в применении к иноземному, в данном случае японскому, человеческому «материалу». Врожденная человечность и элементарная порядочность помогают японскому юноше Накано отказаться от этого рецепта, предписывающего лицемерие и нравственное бесстыдство в пропорций половина на половину. Эксперимент, как говорится, не удался. Но в самой Англии он, судя по всему, удается, иначе откуда бы взяться себялюбцу и донжуану Рафферти (одноименная новелла Уэйна), до времени циничным парням Чаплина (рассказ «Из рыбы, населяющей моря»), деловитым и расчетливым юным прохвостам из новеллы Б. Ноутона «Девчоночка из Уэльса», которые сокрушаются, что упустили выгодное дельце — не отправили на панель наивную провинциалку. Иначе откуда бы взяться милому семейству Рингсетов, описанному Фрэнком Тьюохи в рассказе «Защемило пальцы».