Михаил Васильев - Рынок

— Курсантов из школы тоже сюда привезли, — сказала она и кивком показала на монитор. — Вон они нечто непонятное творят… Это что, на каком–то складе дверь ломают?

Радист увеличил масштаб. Потом взял маленькую рацию и поднес к уху наушник:

— Глядите, веду радиоперехват, поймал вашу ментовскую частоту, — произнес он. — Сейчас разговоры на этих частотах через скремблер идут, чтоб никто не знал, о чем граждане начальники беседуют, но я слышу, приспособился. Твердят, что в этом складе какое–то зверье нашли, таджики там ночуют, запертые. Звонили в МВД, спрашивали, что с ними делать, но дверь ломать не разрешают. Говорят, что частная собственность — утром хозяева придут, откроют. А еще в харчевне рядом двух влюбленных накрыли: грузчика и посудомойщицу. Ночная жизнь!

Елисей смотрел в окно, в непроницаемую темноту, которой заканчивался торговый зал. Почему–то казалось, что в этой темноте сейчас неизменившийся прежний рынок. Тот, что существовал много лет назад.

На пластмассовой рамке монитора лежала дохлая муха. Умершая странной смертью, когда–то бившаяся в этот монитор, пытавшаяся проникнуть внутрь. Из коридора по–прежнему доносились голоса. Доносились, приближались и удалялись, в основном, обсуждали сегодняшнюю игру, неудачу бразильцев.

— И где же он прячется? — хмуро спросила у кого–то Бригита.

— Он продвинутый паркурист, типа Человек–паук, — ответил Радист. — Может сейчас прицепился над нами и висит, как летучая мышь.

Стоящая у окна, Бригита действительно посмотрела на потолок зала, будто надеялась, что стекло на галерее сейчас рассыплется и сверху свалится Курощуп.

— Оказалось, что посреди города существует лабиринт, — произнесла она. — Раньше никто этого не замечал. И вообще, абсурдное какое–то преступление.

— Вот поймаем беглого Курощупова и отметим это с вами, гражданка старший следователь, — предложил Радист. — Гульнем! В армянском ресторане, тут рядом. — Похоже, Радист не отчаивался по поводу своей внешности.

Бригита вроде бы поморщилась. Наступила внезапная тишина.

«Милиционер сдох», — подумал Елисей.

Потом в коридоре послышался знакомый кашель, а вот на пороге появился Репеев. Внимательно осмотрев комнату, сказал:

— Вот вы тут сидите, а Курощупов заложников берет.

— Я слышал, в комнате охраны говорили, будто с Курощуповым еще один человек шел, — произнес Елисей.

— Непонятно, сам по себе шел или нет, — сказал на это Репеев. — Может связанный. Сейчас эксперты вовсю эту запись проверяют. На своем поселении Курощупов на смену заступил кочегаром. Заступил и сразу скрылся, возможно, даже переплыл через реку, — Лаврентий помолчал. — Впрочем, сейчас тепло.

— Ну, на рынке найдет, во что переодеться, — произнес Радист. — Говорят, что на войне Курощупов разведчиком был. Командиром роты разведки или полка. Не знаю, как это называется в армии…

— Не в армии, а в банде, — прервал его Репеев. — Начальство меж собой говорило, а я услышал: куда–то делался один дубок на этой химии. Зам по режиму, капитан Москвичев. Ни на службе, ни дома его нет. На даче тоже не нашли. Гараж его личный почему–то открыт, лампочка внутри горит, а машины нет. Может запил и где–то закопался. С ним бывает, как говорят. Хотя есть сведения, что в гараже нашли свежезаточенную лопату, возможно из кочегарки. В этой кочегарке сейчас свои опера из ГУФСИНа действуют. И вроде даже конфликт у этого капитана с Курощуповым происходил. Пока мало что известно. Да, начальство взвилось! Сейчас тут люди из МВД будут, даже один генерал. Держитесь настороже, — Лаврентий с неудовольствием оглядел стены, заставленные стеллажами с непонятным барахлом. — А я подальше от начальства, а то быстро стану во всем виноват.

— Скандальон, — сказал Радист, когда Репеев ушел. — Отправит Курощуп этого кума к Склифосовскому или даже на родное кладбище.

— Я немного знаю Москвичева, — произнесла Бригита. — Он и десять лет назад капитаном был. По правде говоря, даже в своей невзыскательной среде Москвичев прослыл идиотом.

— На рынке все изменилось со временем, все пространство. Только я прежнее вижу, — заговорил Елисей. — Вокруг было свободно, пусто. Рядом с кафе «Колос» мы, пацаны, снежную крепость строили. Тогда дети играли так странно, еще что–то делали руками…

Внезапно стало понятно, что этот рынок существовал и менялся рядом с его жизнью, будто какое–то отражение ее. Оказалось, что будничная жизнь была не такой уж серой, иногда по–своему интересной и даже смешной. Помнится, по рынку все ходила одна местная алкоголичка и продавала с рук средства против насекомых. Громко кричала: покупайте ядовитые порошки против муравьев, клопов, тараканов! На следующий год, утомившись: против муравьев, клопов, тараканов. А еще через год, совсем упростившись: клопы, тараканы, муравьи! Елисей все спрашивал: почем один таракан? А много лет назад летом на месте нынешнего мясного павильона появлялся цирк, вечером играла музыка, тушь…

Внезапно в этой маленькой комнате зазвенел телефон. Радист удивленно завертел головой:

— О, ожил древний стацтелефон, стационарный. Есть у меня такой большой, с трубкой. Ищите по звонку, я забыл, где этот агрегат.

Телефон нашел Елисей, тот, заставленный какими–то коробками, звенел в глубине стеллажа, возле стенки. И не столь древний, с факсом. Радист, наконец, взял трубку.

— Привет, это Курощупов, — громко донеслось из нее. — Знаете такого?

В комнате все молчали, наступила внезапная тишина. Наконец, опять подал голос Курощупов:

— Понял, что знаете. А ты, кстати, кто будешь?

— Ну, я на рынке электронными делами занимаюсь, — заговорил Радист. — Программист и связист. Рекламу веду, радио и теле, вроде диктора.

Бригита производила руками какие–то непонятные жесты, пассы, но Радист вроде бы ее понял. Спросил:

— Странный вопрос, но дубок из ГУФСИНа, некий Москвичев с тобой пребывает?

— Со мной, — неожиданно легко признался Курощупов. — Будет ему кара на горло, сильно загрубил тот. Еще подробности узнать желаешь? Я так понял, что эти менты рядом с тобой стоят. Вот с ними и хочу поговорить, потому и звоню. Номер на твоем телефоне запомнил.

Трубку взяла Бригита.

— Привет, Курощупов, — твердо сказала она.

— А, гражданка начальница, Бригита Освальдовна, — сразу узнал ее Курощупов. — Ловите Фантома? И как успехи?

— Москвичева куда дел? — спросила Бригита.

— Не волнуйся, пока не сплющил я его. Спрятан в надежном месте, даже очень надежном. Может быть, даже в канализационном люке. Плакал он, хоть и протрезвел, а ведь раньше говорил, что майора ему хотели дать. Но все же умудрился укусить меня, когда я его взял. Что ж и это поступок — как–то сопротивлялся. Ждешь, когда скажу, почему Москвичева взял? Вы, следаки, любопытные. А я скажу… Наша химия — она какая. Окраина города, рядом лес. От него самая тоска. Вонючая речка, за ней — деревянные домики. Я тружусь кочегаром в жилзоне. Трудился, точнее. Привилегированная должность у нас. К тому же в котельной одиночество и это благо, одиночества в заключении не хватает. Вчера вдруг пришел ко мне в котельную друг, тоже ветеран, знакомый еще с Югославии. Внимательно слушаешь, барышня? Думаешь, в моем новом деле эти показания пригодятся? Ладно, надейся! Был повод, юбилей, много лет назад случилось одно событие в некой стране. Друг даже не водку принес, а коньяк. Выпивали культурно, не торопясь, с серьезной закуской. Передал мне крест за те прежние дела, сам мне его надел. Выпили, вспомнили былое. Потом на спиртной запах двоих зеков принесло. Слетелись, как мухи на это… На варенье. Про фамилии этих прилетевших промолчу, хотя вы их все равно найдете. Неплохо посидели, а потом внезапно появился этот чумидон Москвичев, еще пьянее, чем мы. Сразу покатил баллон, тарелки стал бить. Но мой друг его быстро загасил. Удар в торец, миску с килькой в томате о морду его размазал. Внушительно объяснил кто тот есть против настоящих ветеранов, прогнал. Потом сам ушел. Где–то ходил Москвичев, затем вернулся, стал грозить мне разными карами. Ну а я, типа, раб, обязан молчать. Сорвал крест с груди, бросил в кучу угля. Я кинулся искать, потом эти двое зеков стали помогать. Темнеть уже стало. Москвичев мне угрожал, гнал с этой угольной кучи, но я его посылал, не уходил. Только не нашел крест, хоть до самого позднего вечера провозился, в уголь закопался. Может, зеки прихватили, они вообще–то быстро ушли. Ты, Освальдовна, может, записываешь уже?.. В общем, остался я потом один. Сижу, думаю и лопату точу. Потом бросил ее, пошел в общагу. Вижу, дверь в гараже Москвичева настежь открыта, там свет горит. Капот у машины открыт, а потом смотрю, сам Москвичев в салоне спит. Постоял я, подумал, глядя на него. Долго думал, секунд пять, затем повернулся и пошел назад, в котельную…