Гузель Яхина - Швайпольт

Электричка медленно подползала к платформе. Один из барыг копошился в бумажнике, отсчитывая купюры. Нестерпимо ярко блестело в синем небе солнце.

Серегин резко оттолкнулся от дерева. Бежал легко, красиво. Уже на подлете к вернисажникам почувствовал, что ноги заскользили по льдистой тропинке, понесли его вперед — он просвистел мимо барыг, будто на коньках. Выхватил Швайпольта. Не снижая скорости, прыгнул с тропы в сугроб и рванул к платформе. Как в кино.

Молотил ногами по снегу, рвался к платформе. Слышал за спиной злое пыхтение тех двоих. На бегу сунул Швайпольта за пазуху. Уцепился руками за край перрона, подтянулся, забросил ногу. Почувствовал, как сзади его схватили за пуховик. Лягнул не глядя — раздался треск, затренькала по перрону мелочь, накладной карман остался в руках догоняющих, деньги разлетелись. Увидел, как двери электрички закрываются, а от домика станции бегут дежурные с сосредоточенными и злыми лицами. Метнулся в смыкающуюся щель, двери ударили его по спине и груди. Но влез, протиснулся, упал на холодный и грязный пол тамбура.

Состав вздрогнул и тронулся. В дверном окне проплыли ошалелые физиономии запыхавшихся барыг и разочарованные — дежурных. Серегин, все еще сидя на полу и чувствуя в горле быстрые толчки сердца, нащупал за пазухой твердый кирпич Швайпольта и подумал отстраненно: а старуха-то, верно, по-прежнему спит на тележке — так ничего и не заметила.

Пейзаж за окном ускорился — электричка набрала ход. Серегин встал, кое-как отряхнул грязь с колен. Достал Швайпольта, обтер рукавом, снова вложил за пазуху. Никому не показывать. Не тащить на «Вернисаж», там непременно кинут. Атрибутировать книгу инкогнито у двух разных оценщиков и сбыть по-тихому — тому, кто даст больше. Или отнести прямиком в московский офис «Сотбис», пусть разбираются. Или никому не отдавать, сохранить у себя талисманом, знаком семейного дела, манком для удачи. Сокровенной радостью. Да, пожалуй, именно так. А пожить пока у Ольги с этим ее извиняющимся типчиком…

Он заглянул в вагон из тамбура, когда с другой стороны появился контролер — тот самый, рыжеусый. Узнали друг друга мгновенно. Серегин с тоской посмотрел в окно: состав шел над каналом имени Москвы — широким белым полотном в серых пятнах проталин. Рыжеусый криво улыбнулся и не спеша двинулся между сидений к Серегину, не обращая внимания на других пассажиров.

Серегин пятился, пока не уткнулся спиной в стенку. Окинул взглядом тамбур. Ухватив красный рычаг стоп-крана, повис на нем.

Что-то загудело громко, зашипело, заскрежетало. Пол затрясся мелко, затем крупнее. Серегина швырнуло и больно ударило о твердое. Прижимая к животу книгу, он вскочил, всадил ноющее плечо между створок дверей и без труда раздвинул их. Выпал из остановившейся электрички и, свернувшись вокруг Швайпольта, покатился по крутому склону вниз.

Катился долго, чувствуя удары о мерзлую землю коленями, спиной, затылком. Швайпольта держал крепко, защищал собой. Кажется, вывихнул ступню. Кажется, разодрал лицо о мелкие кусты. В рот и уши набился снег.

Наконец, мир вокруг перестал вращаться. Серегин лежал в мелком и плотном сугробе, уткнувшись лицом в оскольчатый наст. Чуть приподнялся, увидел на насте кровь — очевидно, свою. Голова кружилась. Заметив где-то наверху, на гребне насыпи, неподвижно стоящую электричку, пополз от нее прочь.

Руки и ноги слушались плохо, он двигался медленно; старался выше приподниматься на локтях, чтобы не повредить Швайпольта за пазухой. Не сразу заметил, что ползет по тонкому слою воды — она появилась незаметно, со всех сторон, и стала быстро прибывать. С удивлением почувствовал, что пуховик стал объемнее и тяжелее — местами промок насквозь, — и запоздало перевернулся на спину, чтобы поднять Швайпольта повыше, подальше от воды. От резкого движения снеговая корка под ним треснула и качнулась плавно. Тело Серегина заскользило куда-то вниз, все быстрее. В глазах полыхнуло солнце. А потом стало одновременно очень темно и очень горячо — его будто погрузили в черный кипяток. Серегин хотел было крикнуть с досады — погиб Швайпольт, пропал, не восстановить! — но во рту и в горле уже была вода, обжигающая до невозможности. Он вдохнул эту воду, и она заполнила его легкие, и остальные внутренности, и все тело. Он чувствовал воду внутри себя и вокруг себя, она влекла его дальше, тащила куда-то через темноту, быстро остывая, крутила, тянула в разные стороны, рвала, разнимала на куски и растворяла в себе, пока не стала внезапно тяжелым и твердым льдом.

Фотография Игорь Познер (Igor Posner)