Прот. Савва Михалевич - От сокровищ моих

Я опущу некоторые технические подробности этого чудовищного действа. Скажу только, что без посторонней помощи это двойное самоубийство осуществить оказалось непросто. Впрочем, отчаяние сильный стимул и всё было сделано для того чтобы самоубийство состоялось. На фоне заходящего солнца два тела бились в агонии под суком старой липы. Вдруг произошло совершенно невообразимое: из кустов вырвалась длинная человеческая фигура в черном долгополом подряснике и повисла на руках на конце рокового сука, который не выдержал веса трёх тел и с громоподобным треском рухнул вниз. Первым делом послушник Сергий ослабил петли на шеях сначала женщины, затем мужчины. Затем стал приводить их в чувство – дело, которому научился, служа в милиции.

В старину, если повешенному случалось во время казни сорваться с петли, его отпускали живым. В нашем случае, хотя казнь была делом добровольным, она больше не повторялась. Молодой послушник и в дальнейшем не оставил спасённых, сумев внушить им, что отчаяние есть великий грех, а милость Господня не имеет предела. В настоящее время все герои моей истории живы. Жизнь их наладилась. Анна и Григорий трудятся (она поварихой, он – пономарём) в монастыре, куда пришёл когда-то послушник Сергий, ныне иеромонах Ферапонт.

Какова побудительная причина добрых дел? Очевидно, что далеко не всегда любовь к Богу и людям, как это частенько декларируется. Недавно в предисловии к довольно объёмистому тому проповедей автор (священник) ничтоже сумняся выставил названную причину мотивом для издания своей книги! Так прямо и заявил, вероятно, искренно считая, что совершенно осчастливил читателей своим заурядным набором банальностей! К сожалению, добрые поступки частенько совершаются из тщеславия, материальной корысти (ты – мне, я – тебе) и прочих неприглядных соображений. Однако, совершивший доброе дело из бескорыстных, истинно хороших побуждений, получает награду. В данном случае ещё не ту, которую обещает Господь: «Мзда ваша многа на небесех» (Лк. 6, 22), и не ту, о которой также говорится в Евангелии, что даётся тщеславным: «…они уже получили награду свою» (Мф. 6, 2). Я имею в виду само сознание исполненного добра, которое неизменно вызывает радость и душевное удовлетворение. Канадский писатель Эрнест Сетон-Томпсон, писавший о природе и животных, в своих творениях не затрагивал прямо религиозно-нравственных проблем. Однако в его произведениях рассыпаны порой настоящие перлы философской мудрости, недаром в книжном магазине Троице-Сергиевой лавры продаются его книги! Так, в одной своей повести Сетон-Томпсон пишет, что человек, причинивший вам зло, никогда не простит вам этого. Напротив, сделавший вам добро, всегда будет благодарен за это вам же.

Есть люди, которые совершив доброе дело однажды, получили в награду совершенно особые дары, такую радость и удовлетворение, что захотели испытать их снова и снова. И чем больше они благотворили, тем более умилялись и радовались. Они поняли, что доброделание в сущности и есть настоящее счастье: когда ты не берёшь, а сам даёшь опять и опять. Таким даром могут быть блага как материальные, так и невещественные: сочувствие, добросердечие, духовная расположенность, снисхождение, прощение за грехи и прочее. Это замечательно описано в «Братьях Карамазовых» у Ф. М. Достоевского в рассказе старца Зосимы об отказе от дуэли: будучи в молодости офицером, он отказался от вызова на дуэль своего товарища – то есть от поступка, которого требовала обстановка и стиль поведения офицерского собрания, от чего испытал громадное внутреннее удовлетворение – избежал убийства.

Подобным человеком, рано узнавшим рецепт счастья, был отец Павел Железнов. Всем известно, что в формировании человеческой личности решающую роль играет воспитание. То, что вложено в нас нашими воспитателями на протяжение первых двадцати лет жизни, впоследствии ни изменить, ни выбить почти невозможно. В этом отношении отцу Павлу повезло: его воспитывали две глубоко верующие женщины, настоящие христианки – мать и тётка, из которых первая была вдовой, а вторая незамужней, излившей свою нерастраченную сердечную теплоту на единственного племянника. Несомненно, воспитание будущего пастыря несколько страдало от отсутствия мужской руки. Он сам сознавал это и всегда говаривал, что ребёнку, особенно мальчику, требуется совет и пример отца. Бывало, если при батюшке заходила речь о расторжении брака, он всегда строго спрашивал: «А о детях вы подумали?» Как ни странно, для многих разводящихся этот вопрос имел второстепенное значение: «Муж всё время пьёт, денег домой не приносит. Какой он отец?» или: «Он (она) изменяет мне. Я больше не могу с ним (с ней) жить». Священнику постоянно приходится разрешать подобные коллизии, соблюдая возможный такт и осмотрительность и отец Павел, как мог, всегда охранял семью, в первую очередь ради детей, но стандартных решений для него не существовало и, если в некоторых случаях он советовал супруге ПОТЕРПЕТЬ, то в иных, утешая заплаканных женщин, говаривал: «Он у тебя просто зверь! Разводись». Причём батюшка говорил, что если в прежние годы вина за распавшуюся семью ложилась в первую очередь на плечи нерадивых мужей, то в последнее время всё чаще виновными становятся женщины, теряющие стыдливость и осторожность. «Ох уж эти мне эмансипэ!» – вздыхал отец Павел. Если семью, благодаря уговорам священника, удавалось сохранить, что случалось далеко не всегда, скорее даже редко, поскольку в наши дни не так уж много людей, для которых слово священника закон, то отец Павел радовался от души и служил благодарственные молебны Божией Матери и святым мученикам Гурию, Самону и Авиву – покровителям семьи.

Подобные события и заботы были повседневным рядовым обыкновением в жизни приходского священника, однако же, отец Павел по временам совершал не совсем обычные дела и поступки. Всякому, кто хоть немного знаком с приходской жизнью, известно, что материальная обеспеченность современного русского деревенского священника оставляет желать лучшего. Обычно средств на пропитание и прочие насущные нужды хватает (в случае, если семья небольшая или дети уже выросли, как у отца Павла), но любое действие сверх повседневной программы, как то: ремонт, строительство, реставрация, проведение воды, газификация и т. п. требует больших расходов, ради которых приходится много унижаться и просить. Отец Павел не был исключением. Правда, запросы его и матушки были скромны, а дети обзавелись собственными семьями и жили отдельно от родителей, но всё равно, разве кто-нибудь в наше время скажет, что рубли ему не нужны или есть лишние? А отец Павел вёл себя так, как будто за его спиной стоял щедрый богач, черпающий деньги из безразмерного мешка или у батюшки завёлся сказочный неразменный рубль! Он часто не брал плату за требы, да ещё частенько оставлял у окормляемых чад свои деньги, если бывал в бедных домах. Иной раз, какая-нибудь старушка, вызвавшая священника на дом, после его визита обнаруживала у себя купюру в 500 или 1000 рублей где-нибудь на кухне или на столе под лампой, и гадала, откуда взялась эта вожделенная бумажка, не всегда в состоянии уяснить связь между ней и посещением батюшки. В результате таких поступков вполне резонно предположить, что приходской священник пользовался всеобщим почитанием и любовью. Да ничего подобного! Отца Павла часто злословили даже облагодетельствованные им прихожане, не все конечно… Помнится, однажды он затеял ремонт крыши храма. Железо на ней совершенно прогнило, и появились течи. Старую кровлю сбросили на землю и заменили на новую – оцинкованную. В те дни, естественно, весь церковный двор был завален мусором, воздух сотрясался от удара молотков по металлу. Настоятель принимал деятельное участие в работе: лазил на колокольню (а это 40 метров в высоту по крутым ступеням), оттаскивал старое железо в кучу и громко переговаривался с рабочими, зависшими на куполах с помощью верёвок. В этот момент к церковной ограде подкатил роскошный «Джип», из которого вылез пожилой толстый дядька и без лишних предисловий набросился на священника: «Что у вас творится! Развели бардак! Я буду жаловаться в патриархию!» Отец Павел, оскорблённый в самых лучших чувствах и намерениях, в первый момент остолбенел, не понимая, в чём его обвиняют. Затем опомнился, рассердился и в сердцах сказал, что незваный гость может писать даже в Рим, самому папе, если ему хочется, а его – настоятеля, после этого, несомненно, расстреляют. Разумеется, в результате подобной отповеди одним врагом у отца Павла стало больше. Но даже если он ничего обидного и резкого не произносил, клевета и сплетни следовали за спиной настоятеля. Как-то одна прихожанка из ВЕРНЫХ чад батюшки услышала, как перетирают косточки настоятелю какие-то местные кумушки. Она горячо заступилась за духовника, а потом со слезами рассказала ему этот случай, на что батюшка спокойно возразил: «У одного святого отца, забыл, у кого именно (вот ведь память с возрастом стала, какая никудышная!) говорится, что доброе дело засчитывается не тогда, когда тебя все хвалят, а когда поносят и поносит именно тот, кого ты облагодетельствовал. Кроме того, с чего вы взяли, что именно этим вашим, так сказать, оппонентам, я сделал какое-то добро? Может совсем наоборот? Я бываю злой и вспыльчивый, иной раз наговорю лишнего…» «Да я вас никогда не видела таким!» «Нет, нет, я именно такой! И любить меня особенно не за что! И вообще, я не женщина, чтобы всем нравиться!»