Александръ Дунаенко - На снегу розовый свет...

Всё равно тут ничего не поделаешь. Это же всё для страны, для Родины…

А город Актобе — бывший Актюбинск хорошел и расцветал с каждым днём. Тому способствовали серьёзные причины внешнего происхождения.

В областном центре через месяц должны были встретиться руководители великих государств — России, Казахстана, Украины… Саммит, в общем. Со стороны Казахстана президент Назарбаев. Со стороны России… В народе, когда обсуждали предстоящее событие, всё время путались: то говорили Путин, то — Медведев. Бывало, находился кто–нибудь за столиком, где играли в домино, или в маршрутке, кто переспрашивал: — А кто такой Медведев? Ему говорили, что Медведев — это исполняющий обязанности президента России. И добавляли, что Путин — это исполняющий обязанности премьер–министра России. Ещё говорили, что Путин заранее, уже давно, заказал себе в Германии клона. Потом там же, в Германии, клону сделали пластическую операцию. Документы выписали на хорошую русскую фамилию Медведев.

В Актобе они должны были приехать оба — и Путин и Медведев.

С недавних пор в России стали считать, что одна голова у власти хорошо, а две — лучше.

Так вот. Актобе готовился к приёму дорогих гостей. В скверах и на бульварах высаживались свежие цветы, в считанные дни то тут, то там — везде, куда указывал властным своим перстом аким (глава) города Сагиндыков, возникали уличные бассейны с фонтанами.

Что удивительно — фонтаны включали сразу, не дожидаясь приезда высоких гостей.

Забегая вперёд, скажу, что саммит прошёл на славу. Местной ГАИ спустили план оштрафовать и отправить на автостоянки восемь тысяч автомобилей. План выполнили на двести процентов.

На автозаправки города выбросили десант налоговой полиции. Почти все пришлось закрыть, потому что у королей бензоколонок обнаружилась масса всяких нарушений.

Участковые полиционеры провели разъяснительную работу среди жильцов домов, прилегающих к центральным улицам и площадям Актобе — чтобы в дни саммита не высовывались и не проявляли праздного любопытства.

В результате город выглядел полупустым. Ни тебе пробок на дорогах, ни — подозрительных человеческих скоплений, кроме, как в специально отведённых для этого местах.

Над улицами и площадями барражировали вертолёты. На крышах домов сидели снайперы. Среди них, на самом опасном и ответственном участке, — Герой Республики, Кеншилик Найманбаев. Во время одного из последних визитов президента Назарбаева, Кеншилик заметил за километр, как сотрудник дорожной полиции прицелился в машину главы государства. Это потом выяснилось, что любознательный инспектор хотел скоростемером прикинуть, как это Нурсултан Абишевич по нашим улицам нарезает. Ну, Кеншилик его и кокнул. И получил Героя. За проявленную бдительность, за патриотизм и профессионализм.

Тихо и покойно было в дни саммита в Актюбинске.

Я перечисляю все эти события не потому, что они так всецело меня занимали. Сон. Прогулки. Президенты…

Отвлекаясь на них, я старался забыться, уйти от мыслей, которые кололи меня, жгли, не давали покоя.

Можно ли как–то отвлечься от зубной боли?..

Я думал… я вспоминал о… Тоне…

Смысла в этом не было никакого.

Я понимал это ещё тогда, когда мы разговаривали с ней о моём уходе.

Тоня мне нравилась. Но было бы смешно и нелепо представлять, что у нас может получиться какая–то совместная жизнь. Я больше не мог находиться на правах игрушки, а жить в одной квартире с женщиной, которой ты не муж, не брат и не любовник…

У Ремарка в одном из романов описывается встреча женщины с мужем, которого во время войны после ранения комиссовали.

Мужчина жив–здоров, руки–ноги целы, глаза на месте и улыбается даже.

Но увидела его жена, его женщина, и закричала так, как будто сейчас, в эти минуты, узнала о смерти мужа.

Ему на передовой пулей оторвало яйца…

Так вот — я что и думал: Тоня молодая женщина. И ей нужна нормальная жизнь с нормальным мужчиной. Пусть у него не будет руки, ноги, но пусть он будет нормальный . Калека такой категории, как я, не может ни на что рассчитывать.

Нет… Всё–таки странно… Почему я, не имея уже никаких плотских желаний, всё вспоминаю об этой женщине, думаю о ней? Отчего мысли постоянно возвращаются к ней?..

Что ли совсем уже достало одиночество с этим долбаным телевизором и прогулками по родному городу?

А, чтобы не было одиночества, обязательно жить с женщиной?

А ей то от этого будет каково?

Как там: «…но, если бы, любя, ты захотела новых встреч, Я б отказался от тебя, чтобы любовь твою сберечь…».

Конечно, речь в этом стихотворении шла не об отрезанных яйцах, а, скорее, о яйцах действующих, и об их несомненной опасности для молодой девушки, но смысл, однако же, остаётся один — если человек тебе дорог, то откажись от него, даже если он к тебе тянется, во имя его же будущего счастья.

А что, Тоня, бывшая жена моего бывшего школьного товарища, мне дорога?

У нас что, общие интересы?

Да мы ведь не разговаривали даже толком ни разу. Не было ни доверительных бесед, ни откровений.

Просто пожили какое–то время, молча уступая в чём–то друг другу, улыбаясь за общим столом, проспав, обнявшись, несколько странных ночей.

Теперь вдруг оказалось, что всего этого мне стало не хватать. Мне одиноко пить свой утренний кофе. Я долго не могу заснуть, потому что мне хочется, чтобы рядом со мной кто–то был. И не просто кто–то, а именно эта женщина Тоня, которой, как она показывала мне всем своим видом, ничего от меня не надо.

И мне хотелось, чтобы она лежала рядом со мной именно так — без одежд, тёплая и внимательная.

Мне хотелось на спящую неё смотреть долго–долго…

Всё–таки мне доктор чего–то там не дорезал — ведь человеку в моём положении не должно приходить на ум ничего подобного.

И вообще — нужно забыть уже об этой женщине. Как и обо всех женщинах вообще…

В дверь кто–то позвонил. Оля? Нет. Оля сюда уже никогда не придёт.

Не буду открывать. Пропади оно всё пропадом. Глаза бы мои никого не видели.

Вот — странное дело — когда–то от страха перед полуголодной жизнью в подвалах и в колодцах теплотрассы я позволил себя искалечить.

А теперь, сидя в сытости и спокойствии в отдельной квартире, в центре любимого своего города, я хнычу и чуть ли не закатываю истерики. Ах, мол, как плохо мне, как одиноко! Ах! И не нужен теперь я никому!..

А в дверь звонила Тоня. Я разглядел её в глазок, но верить в то, что вижу, не хотел.

Тоня не могла ко мне прийти. Потому что прийти ко мне она не могла…

Дверь я открыл. А это была правда, Тоня.

— Саша, сказала она просто, без всяких предисловий. Саша, ты почему здесь сидишь, как сурок? Ты почему не звонишь, почему ко мне не приходишь?