Лэнгстон Хьюз - Симпл предъявляет счет

— А я не хочу умереть и от старости, — сказал Симпл.

— Рано или поздно старость подбирается к каждому. Людей, живущих вечно, не бывает. И вам тоже жить вечно не удастся.

— А я бы не прочь.

— Чего ради?

— Хочу дожить до такого дня, когда смогу, не обращаясь за помощью в Верховный суд, обедать в любом ресторане штата Виргиния. Хочу дожить до такого дня, когда вообще смогу обедать всюду, где мне вздумается.

— Этого, может быть, и не так уж долго осталось вам ждать, — сказал я.

— Подольше, чем какому-нибудь микробу потребуется, чтобы сожрать меня, — сказав Симпл. — Ах, если бы Джим Кроу был всего лишь живым человеком, тогда, может, и он захворал бы, схватил, скажем, воспаление легких, или скрутил бы его артрит, лопнул бы у него желчный пузырь, либо он надорвался бы, заполучил чахотку, рак, а то и порок сердца — и сдох бы. Я бы не прочь взглянуть, как будет подыхать Джим Кроу — в крайнем случае, хоть на электрическом стуле. Я бы взял даже на себя расходы по похоронам и послал цветы. А если бы его семья потребовала, я бы произнес на его похоронах поминальное слово. Непременно произнес бы! И сказал бы: «Джим Кроу, Джим Кроу, господь бог взял тебя от нас! Хвала всевышнему! Джим Кроу, ты никогда больше не станешь пить из водоразборной колонки для белых, когда у меня так пересохло в глотке и напиться негде. Никогда больше не поедешь ты, Джим Кроу, в автобусе от Вашингтона до Нью-Орлеана на переднем сиденье, в то время как я буду трястись где-то сзади, над самыми колесами. Никогда больше ты, Джим Кроу, лежащий здесь бездыханным трупом, не поднимешься и не обзовешь меня черномазым. Теперь ты в моей власти, и я буду читать тебе отходную. Ты ведь не знал, что негр будет читать отходную на твоих похоронах, не так ли, Джим Кроу? Ну вот, а я читаю! Я, Джесс Б. Семпл, был по образу и подобию божию сотворен из праха, в который господь вдохнул Дыхание Жизни как раз для того, чтобы читать отходную на твоих похоронах , Джим Кроу, и предать тебя земле, где ты будешь мирно гнить до тех пор, пока земной шар не перестанет крутиться вокруг солнца, и не остановится так чертовски внезапно, что ты, я и все остальные пулей пролетим сквозь мгновения страшного суда и брякнемся к подножию трона божьего!» И бог скажет: «Джим Кроу! Джим Кроу! Убирайся прочь! Проваливай отсюда! Поспеши занять свое место в преисподней!»

Очень сожалею, Джим Кроу, но именно так скажет бог. А потому я и сам могу сказать это первый.

И сейчас, когда крышка гроба заколочена, а за дверями уже стоит катафалк, и Толмэдж, Истлэнд и Бирнс утирают слезу, и все вагоны на Южной железной дороге одеты в траур, и флаг конфедерации наполовину приспущен, и «Дочери американской революции» одна за другой попадали в обморок, — мне доставляет огромное удовольствие завершить похоронную церемонию такими словами: «Джим Кроу, проваливай в преисподнюю!»

— Близятся день рождения Линкольна и Неделя черной истории, — сказал Симпл, — а когда же, интересно, будет отмечаться Неделя белой истории?

— Неделя белой истории? — воскликнул я. — Никогда о такой не слыхал.

— Я тоже, — сказал Симпл, — но ведь должна же быть Неделя белой истории?! У белых ведь побольше, чем у нас, всякого такого, что стоит отметить.

— Например?

— Например, день, когда они купили первых негров с невольничьего корабля в Джеймстауне, и с тех пор только и делают в этой стране, что заставляют нас работать на себя задаром или почти задаром. Такой день они наверняка могли бы отметить во время Недели белой истории.

— Вряд ли они захотели бы прославлять столь ославленную ошибку, ведь с тех пор негры прямо-таки сидят у них в печенках.

— Ну, тогда во время Недели белой истории они могли бы отпраздновать те три сотни лет, на протяжении которых белые жили за счет негритянского труда, — сказал Симпл, — когда у них были рабы, которые засевали, пахали и мотыжили землю задаром, а сами они пользовались плодами наших трудов. В память об этом, я думаю, белые могли бы славно повеселиться. В 1619 году были привезены первые рабы; в 1719 году негры все еще находились в рабстве; в 1819 — тоже; и в 1919 году дело обстояло ненамного лучше, потому что даже после Гражданской войны потребовались долгие годы, чтобы добиться сносных заработков. Триста лет белые заставляли негров работать задаром. Будь я белым, я бы непременно отмечал это славное времечко. А вы?

— Думаю, что и я тоже, но, пожалуй, без всякого чувства гордости.

— Но зато с деньгами, добытыми из черного пота, — сказал Симпл. — За всю мою жизнь никто для меня даром не сеял, не пахал, не мотыжил, не готовил мне обед, не обстирывал меня. Даже жена, и та не стала бы все это делать, хоть я, чтобы жениться на ней, и ухлопал уйму денег. Да выпади мне такое счастье, пусть даже на один денек, я бы уж его отпраздновал. А белые заставляли негров работать на них за одну только похлебку, с первого же года, с самого первого. Негры наработали миллионы долларов — и все это белые нам задолжали. Если бы им вдруг вздумалось проявить благородство, они могли хотя бы внести подоходный налог за нашего Джо Луиса [5] Весьма популярный боксер-негр, бывший чемпион мира. . На их месте я бы в Неделю белой истории совершил какое-нибудь маленькое благодеяние вроде отмены налога на Джо.

В эту, Неделю я бы, кроме того, поставил памятник Джиму Кроу, которого белые так долго почитали. На открытие я созвал бы всех южан, чтобы они возложили к ногам Джима Кроу венки… В Неделю белой истории хорошо бы провести в каждой школе День Джима Кроу, когда белые дети играли бы в цветных, лишенных всех прав, у которых в будущем нет ничего, кроме сплошной сегрегации. Все это, конечно, только понарошку, все равно как во время Недели черной истории цветные дети в Миссисипи играют в демократию. О, будь я белый, я нашел бы еще многое, чем можно позабавиться в Неделю белой истории!

— Но в том, что вы говорите, нет ничего забавного, — сказал я.

— И все же вам следует посмеяться, — сказал Симпл. — Если вы не будете смеяться, то еще, чего доброго, придете в ярость, а когда вы рассвирепеете, это повредит делу братства. Ведь Неделя братства идет, если не ошибаюсь, сразу вслед за Неделей черной истории Ну так вот, после Недели белой истории я провел бы Неделю сестер и посвятил бы ее защите Белой женщины. В эту священную неделю я отмечал бы все случаи линчевания негров во имя непорочности белой женщины — со времен Гражданской войны и до наших дней. Я посвятил бы линчеванию телепередачу и показал бы трупы негров, повешенных на Юге за изнасилование, в котором они вовсе не повинны; показал бы негров, сожженных заживо за то, что какой-то белой женщине ночью приснился цветной парень И я показал бы также мальчуганов вроде Эммета Тилла, убитого потому, что кому-то из белых почудилось, будто этот малец косо взглянул на белую женщину. О, я бы уж составил замечательную программу для телевидения — о Цветных жертвах, принесенных на Алтарь сестер. В этой программе роль негра, которого линчуют, играл бы Гарри Белафонте; на цветном телеэкране появился бы сам Гарри, преданный суду Линча за то, что взглянул на белую женщину! Конечно, ему бы здорово заплатили, ведь он хороший актер.