Ирина Цыпина - Лабиринт (сборник)

– Не уходи, побудь со мною, – умоляла Сонечка, и голос её поднимался ввысь, куда-то далеко-далеко, где другая жизнь, так непохожая на всё, что её окружало.

В те годы не было ещё советской эстрады. Не было телевизора. Трансляция редких концертов по радио велась с ужасающими помехами. Домашние музыкальные вечера были знаком того далёкого, исчезнувшего времени. Люди чаще, чем сейчас, общались. Ходили в гости, пекли домашние пироги, устраивали чаепития, вечеринки, пели, танцевали, музицировали. Тогда, в 20-х, ещё помнили «доброе старое время». Ещё не выветрился дух недавней городской буржуазной жизни. Ещё страна не успела погрязнуть во мраке новой действительности. Всё было ещё впереди.

А пока, в центре большой полупустой комнаты, под розовым абажуром – вальс, лёгкий, светлый, грустный…

Не суждено было Сонечке долго наслаждаться красивой жизнью. В воздухе уже витал прогорклый запах лагерной баланды, который так легко уничтожал совсем ещё недавний утончённый аромат «первого бала Наташи Ростовой». А так хотелось красоты!

Началась официальная борьба с мещанством. Пролетарская мода сделала иконой стиля женщину в красной косынке. По новым канонам не приветствовалось пользоваться косметикой, красить губы, делать маникюр, носить украшения. Мещанок презирали. Им устраивали общественные порицания на производственных собраниях, высмеивали привязанность к домашнему уюту и кустам герани на подоконниках. Жизнь становилась аскетичной и монохромной. Любимые Сонечкой романсы стали вдруг считать «упадничеством» и безвкусицей. В газетных фельетонах романсы высмеивались за безыдейность, называли буржуазным «пережитком». Конечно, никто не запрещал ей петь. Но голос её всё чаще звучал по-домашнему тише, постепенно переходя в шёпот.

Сергеев смотрел на жену, и волна непонятной грусти медленно заполняла их дом. В такие минуты он стеснялся своей сентиментальности. Он даже не мог объяснить, что его так тревожит. Почему этот слегка манерный романс вызывает острое, саднящее чувство жалости к ней, к себе, ко всем, пульсирует в висках и не даёт успокоиться?

И как насмешка того непростого времени – известнейший рекламный плакат (1924) величайшего фотохудожника эпохи Александра Родченко. Растиражированный по всей стране плакат призывал население: «Покупайте книги Ленгиза!» На нём изображена пролетарская муза советского авангарда – молодая рабочая в красной косынке. Яркое, волевое лицо, решительный взгляд революционерки, сметающей всё на своём пути во имя великой цели.

Но главным обманом и интригой фотохудожника была сама фотомодель для этого легендарного плаката. Эта «рабочая» в красной косынке, символ революции, никогда ни на какой советской фабрике, типа «Большевичка», не трудилась. Ею была известная светская львица Москвы, избалованная, экстравагантная модница и умница, «пожирательница мужских сердец», "фам фаталь" и муза Владимира Маяковского Лиля Брик. Мир никогда не был однозначен. И наверное, иногда лучше – не знать.

А знаменитый революционный плакат А. Родченко вошёл в международный каталог «Фотосимволы XX века» и до сих пор волнует своей энергетикой и Тайной того непостижимого времени.

Времена не выбирают. Сонечка и Константин были счастливы именно в те годы вопреки всем безумствам кровавой эпохи. То, что Константин учился в Берлине, безусловно, не украшало его биографию. Но он был из разночинцев, что как-то мирило его с новой властью при условии лояльного поведения и абсолютной невозможности карьерного роста. А это так нелегко принять в самые творческие годы жизни.

Константин работал в архитектурных мастерских города. Он был занят любимым делом, «не высовывался» и не стремился в начальники. На работе его уважали за грамотность и профессиональный талант. Он был художником от Бога. Никогда не ошибался. Отлично чувствовал многомерность пространства, перспективу, пересечения линий и поверхностей на каком-то подсознательном уровне. Мог без расчёта заранее предсказать все основные характеристики будущего проекта здания, знал в профессии абсолютно всё. А сколько сергеевских зданий до сих пор украшают мой родной город, делая его неповторимым и одухотворённым!

История их знакомства тоже была знаком тех пламенных лет, когда переплетались в один нервный узел чувства, молодость, отвага и простая человеческая потребность в тепле и счастье. Сонечка сбежала из родной Риги от военных беспорядков ещё в 1917-м. О том, что у её родителей была какая-то «мануфактура», никто не знал. Она тихо жила у замужней сестры и работала в проектном бюро.

Однажды коллега по работе, немолодая и очень строгая дама, попросила Сонечку о помощи в странном и деликатном вопросе. У её младшего брата были какие-то ценности, которые достались ему от родителей. Дама смотрела Сонечке прямо в глаза, и взгляд её требовал, приказывал, не давал шанса уйти. Она просила на несколько дней спрятать портфель её брата, так как в его доме должен был быть обыск.

Экспроприацию частной собственности контролировала Красная армия. О последствиях нарушения революционных законов страшно было даже подумать, это был расстрел – не меньше. Но отчаянная Сонечка почему-то согласилась. Они встретились. И уже не расставались больше никогда. В потёртом кожаном портфеле лежали два изумительных обручальных кольца с бриллиантовой россыпью и сверкающее колье из чёрного жемчуга.

Дочку Сергеевы назвали Машенькой, и большего чуда, большей радости они не знали. Их ангел, их талисман в бело-розовых кружевах улыбался родителям из своей колыбели, и они замирали от счастья. Константин мечтал сделать подарок любимой жене к рождению дочурки. Только вот что подарить, чтобы это было осмысленно и очень, очень дорого для неё, чтобы на всю жизнь?

И хотя внешне казалось, что Сергеевы достаточно обеспеченная семья, живущая в красивом особняке, на самом деле они не были богаты. Даже по скудным советским меркам. Ведь дом не был их частной собственностью, он был в ведении районного жилищного управления города. Сергеевы просто имели официальное разрешение жить в своём доме. У них не было никаких прав на частное владение. Сергеев не был номенклатурным работником, не был заслуженным большевиком или дипломатом, он честно работал, получая инженерную зарплату. И хотя за уникальные проекты он получал хорошие премии, всё-равно было нелегко. По вечерам он читал лекции в университете, вёл курсовые и дипломные работы в архитектурном, консультировал молодых специалистов.