Анастасия Баталова - Моя реальность

Ощущение от первой сигареты она запомнила навсегда. Это ведь почти как первый поцелуй – всё новое воспринимается как волшебство – новому придаётся значение гораздо большее, нежели уже испытанному ранее.

Она затянулась и сосредоточенно вдохнула дым глубоко-глубоко в лёгкие. На несколько мгновений тело её онемело, оцепенело – будто каждая клеточка в нём зажмурилась – она ощутила лёгкую дрожь, мир качнулся перед глазами и повис… Огромный переливающийся шар на тоненькой ниточке. Вау.

В один из дней она, прогуливая пару, бродила по Большому Гостиному Двору и упивалась только что наступившим легким состоянием опьянения, знакомилась с ним, изучала. Это было довольно странно, но она впервые попробовала алкоголь не в компании, а именно одна, просто так, из чистого исследовательского любопытства, ей хотелось внимательно прочувствовать всё от начала до конца, чтобы ничто не отвлекло её от волшебного приключения – и теперь она, как ей казалось, открыла себя иную: по другому текли её мысли, и это было так интересно, глубже и глубже погружаться в зыбкое марево собственного вновь обретенного сознания, извлекать оттуда всё больше необычайного и неожиданного.

Держа в руке початую алюминиевую баночку слабоалкогольного коктейля – в конце девяностых-начале двухтысячных повсюду были понатыканы ларьки, где подобные товары беспрепятственно мог приобрести и ребенок – она задумчиво брела по длинному переходу Гостиного, скользя нездешне умиротворенным взглядом по витринам с дорогими безделушками.

Её остановил охранник.

– Что это вы такое пьете, девушка? – спросил он с доброжелательной насмешкой.

Она обернулась – рыженькая, голубоглазая, с молочной кожей и детской округлостью лица. Из-под черной спортивной шапочки возле ушка торчал соломенно-медный завиток.

– "Ред Дэвил", – ответила она.

– А… Чёрта! – сказал он со смехом, – так смотри, очертенеешь же!

– Я уже, мне кажется, немного очертенела, – ответила она, сверкнув глазами ярко и весело.

На этом разговор оборвался, она пошла дальше, и минуту спустя не помнила уже об этом охраннике; собственные мысли занимали её сейчас гораздо сильнее, чем всё внешнее; словно в шатком одноместном каноэ плыла она по широкой радужной реке собственных ощущений, покачивалась на волнах сиюминутных эмоций…

Охранник, принуждённый день-деньской топтаться в галерее Гостиного Двора, от скуки разглядывал людей. И когда она прошла, вся такая свежая, словно мимо пронесли букет весенних цветов – что-то всколыхнулось в нем, встрепенулась душа от прикосновения нежного аромата юности – он стоял и смотрел ей вслед.

Мужчины в возрасте нередко увлекаются совсем молоденькими девушками; это оживляет их, льстит их самолюбию, и, пребывая в эйфории, они порой забывают, что встречный интерес к ним со стороны юных особ лишь в очень редких случаях бывает продиктован настоящими чувствами, в определенном смысле он всегда корыстен, этот интерес, почти никогда не замкнутый на конкретном человеке интерес ко всему новому, взрослому, неизведанному, к мудрости и опыту, к тем духовным богатствам, которые может пожилой человек передать молодому, только вступающему в жизнь – и когда такой интерес исчерпывается, иссякает, и маленькая девочка рядом со зрелым мужчиной "вырастает", как правило, уходят и чувства.

Несколько дней спустя им довелось встретиться снова. У охранника кончилась смена и он зашел в кондитерскую "Метрополь" на другой стороне Садовой улицы.

И она была там. Рассеянно ходила взад-вперёд вдоль витрины с пирожными.

–Хотите чего-нибудь? – спросил он.

Девушка удивленно вскинулась, взглянула на него, и тут же поспешно замотала головой, будто бы боялась согласиться.

– Нет-нет. Я на диете.

– Тогда зачем вы здесь? – он обрадовался этому маленькому пояснению в конце её фразы, точно крохотному крючочку, к которому можно будет прицепить продолжение разговора.

– Я просто смотрю.

Он рассмеялся.

– Помирать с голоду возле прилавка со всякой вкуснотищей! Оригинально.

Она взглянула на него с упреком.

– Не смейтесь.

– У вас прекрасная фигура, – зачем-то сказал он, хотя знать этого наверняка не мог, девушка была надежно скрыта от оценивающих взоров под своей серой спортивной курткой свободного покроя и довольно просторными джинсами, по одежке она могла сойти и за мальчугана, – вам не нужна диета. Давайте я вам всё-таки что-нибудь куплю.

– Купите мне "Рэд Дэвил", – сказала она.

Протягивая ей прохладную банку, он вгляделся в её лицо. Никакой косметики. Веснушки на переносице – несколько точек почти исписавшимся оранжевым фломастером. Она смотрела на него снизу вверх. Надо лбом, придавленные резинкой спортивной шапочки, топорщились золотисто-рыжие завитки. Он улыбался снисходительно-нежно, ему было любопытно. Не мог не удивлять резкий контраст между обликом прелестного ангелочка с конфетной коробки и той мрачной решимостью, с которой она дернула алюминиевый ключик банки. Он сразу угадал в ней "домашнюю девочку в большом городе" – это лежало на поверхности.

– Почему ты не на занятиях? – спросил он доброжелательно-журящим тоном.

– У нас первой парой матанализ, – ответила она, – я там всё знаю со школы и мне скучно.

– Ты отличница?

Она кивнула.

– Понятно.

Улыбка. Чуть грубоватая. Выбритые щёки его были сизы. Удлинённая тёмно-синяя куртка выглядела немного неряшливо. Под ней угадывалась лёгкая, но неприятная мужская полнота.

– Пойдем в метро, – предложил он.

– Зачем?

– В метро тепло.

На улице стоял февраль. В тусклом свете поредевших сумерек витрины и окна Садовой отливали перламутром.

– Хорошо, – сказала она.

Под равномерный оглушающий гул поезда он пытался вести какой-то разговор, но она в тепле сразу опьянела, погрузившись в сладостное отупение, так он и вёз её, словно паук сонную муху, чуть приобняв за талию поверх куртки. Он привез её на Парк Победы, туда, где жил, провел пешком несколько остановок до дома.

По дороге она оживилась, защебетала ему что-то о диетах, о том, что красивая девушка должна быть стройной, как модели в журналах, ещё о чём-то пронзительно наивном, девичьем, он слушал вполуха, ухмылялся и думал своё.

– А мне кажется, что пухленькие гораздо симпатичнее, – сказал он небрежно, – мужики не собаки…

Она как будто обиделась. Отвернулась. Он видел только рыжую ленточку завитка, подхваченного ветром.

– У тебя есть друг? Парень в смысле?

Она помотала головой.

И тогда он вдруг решился. С жадностью взял её руку, стиснул большой волосатой клешней её маленькую ладошку. Она взглянула на него недоуменно и будто бы чуть брезгливо, но не отстранилась. Так они и пошли дальше. Рука в руке.