И. Грекова - Дамский мастер

– Часа четыре, не меньше. Если халтурно, то можно сделать и за два часа, но я не привык работать халтурно.

– Что же это – до одиннадцати?

– Если не до полдвенадцатого.

…Эх, Коля и Костя там без обеда… Догадаются ли дурни что-нибудь купить себе? Ничего, пусть привыкают.

– Ладно, делайте.

– А вы не беспокойтесь, – вдруг сказал парень, – я по своей квалификации не ниже мастера, если не выше. Мне сейчас выгоднее быть стажером, чем мастером. План не требуют, и ответственности меньше. Я могу свободно экспериментировать, если кто предоставит свою голову.

– А я и не беспокоюсь, – ответила я. – Было бы о чем. Подумаешь, красоту какую погубите.

Он опять рассмеялся по-своему, быстро показав зубы.

– Это вы интересно сказали. Подумаешь, красоту какую. Это верно.

Ну что ж, сама напросилась.

– А как вас зовут? – спросила я.

– Виталик.

– Терпеть не могу таких имен: Валерик, Виталик, Владик, Алик… Только и слышишь: ик, ик, ик… Это заикание, по-моему, ужасно не свойственно русскому языку.

– Как вы сказали? Не свойственно русскому языку? В каком смысле?

– Раньше таких окончаний не было, они теперь развелись. Что-то в них сентиментальное, сюсюкающее. Представьте себе, например, героев «Войны и мира»: Николай Ростов, Андрей Болконский, Пьер Безухов. Вообразите, если бы их звали: Колик, Андрик, Льерик…

Он опять засмеялся.

– Интересно. Значит, нельзя говорить Виталик?

– Не то что нельзя, а лучше не надо.

– А как же меня звать?

– Просто Виталий. Хорошее, звучное имя. «Виталий» – значит «жизненный».

– Позвольте, я запишу.

Он вынул из кармана халата большую потрепанную записную книжку.

– Виталий – жизненный. В этой записной книжке я, между прочим, цитирую разные мысли.

– Какие мысли?

– Разные, относящиеся к разным сторонам жизни. Например, такая мысль: кто своего времени не уважает, сам себя не уважает. Между прочим, верно.

– Чья же это мысль?

– Моя. Голова чистая?

Я не сразу поняла:

– Как будто бы. Вчера мыла.

– Под вашу ответственность.

Ох, и строг. Я чувствовала себя как больной у хирурга и с робостью разглядывала незнакомые инструменты.

– А это что за топорик?

– Дамская бритва. Стрижка под химию всегда выполняется бритвой по мокрому волосу. Ниже голову.

В его коротких командах («ниже голову») было что-то неуютное, не парикмахерское. Обычно парикмахеры женскую голову именуют «головкой». Он сурово отсекал мокрые пряди, приподнимал их, подкалывал, расчесывал, снова резал. Прошло с полчаса. Он заговорил:

– Если не ошибаюсь, вы сказали, что Виталик говорить нельзя. А как, например, Эдик? Есть такое имя – Эдик? У меня, между прочим, товарищ Эдик.

– Вероятно, он Эдуард.

– Эдуард – это же не русское имя?

– Нет, не русское.

– Откуда же у нас, русских, такое имя?

– Была такая мода одно время, по-моему, глупая.

– А у вас дети есть?

– Два сына.

– Какого возраста?

– Старшему двадцать два, младшему – двадцать.

– Как и мне. Мне тоже двадцать, двадцать первый. А как ваших детей зовут?

– Коля и Костя. Простые русские имена. Самые хорошие.

– А я думал, интереснее – Толик или Эдик. Или еще Славик.

– Это вам только кажется. Когда у вас будут дети, я вам советую назвать их самыми простыми именами: Ваня, Маша…

Это его позабавило. Не знаю, простые ли имена или идея, что у него будут дети.

Он все еще стриг. Сколько времени, оказывается, нужно, чтобы оболванить одну женскую голову…

– Скоро? – спросила я.

– Ниже голову. Нет, еще не скоро. Операция сложная. Извините, если я вас спрошу. Вот вы упомянули в своем разговоре несколько имен и фамилий: Николай, кажется, Ростовский, Андрей Болконский и еще Пьер… Как будто Пьер. Какая его фамилия?

– Пьер Безухов.

– Так вот, я хотел вас спросить. Пьер – это разве русское имя?

– Нет, французское. По-русски – Петр.

– Так вот вы, кажется, упомянули выражение, что Виталик или, скажем, Эдик не в духе русского языка. А сами употребили такое французское имя, как Пьер.

Ай да парень! Поймал-таки меня. Думал-думал и поймал.

– Да, вы правы. Мой пример не совсем оказался удачен.

– И какие эти люди, о которых вы говорите? Андрей, и Николай, и Пьер? Они русские?

– Русские. Но, знаете, в те времена в высшем обществе было принято говорить по-французски…

– А в какие это времена?

– Во времена «Войны и мира».

– Какой войны? Первой империалистической?

Я чуть не засмеялась, но он был очень серьезен. Я видела в зеркале его строгое, озабоченное лицо.

– Виталий, разве вы никогда не читали «Войны и мира»?

– А чье это произведение?

– Льва Толстого.

– Постойте. – Он снова вынул записную книжку и стал листать. – Ага. Вот оно, записано: Лев Толстой, «Война и мир». Это произведение у меня в плане проставлено. Я над своим общим развитием работаю по плану.

– А разве вы в школе «Войну и мир» не проходили?

– Мне школу не удалось закончить. Жизнь предъявила свои требования. Отец у меня сильно пьющий и мачеха слишком религиозная. Чтобы не сидеть у них на шее, мне не удалось закончить образование, я, в сущности, имею неполных семь классов, но окончание образования входит в мой план. Пока не удается заняться этим вплотную из-за квартирного вопроса, но все же я повышаю свой уровень, читаю разные произведения согласно плану.

– И что же вы сейчас читаете?

– Сейчас я читаю Белинского.

– Что именно Белинского?

– Полное собрание сочинений.

Он открыл фибровый чемоданчик и из-под груды бигуди, деревянных палочек, флаконов и еще чего-то вытащил увесистый коричневый том.

Я открыла книгу. Собрание сочинений Белинского, том первый. «Менцель, критик Гете»…

– Виталий, неужели вы все это читаете?

– Все подряд. Я не люблю разбрасываться. К концу этого года у меня намечено закончить полное собрание Белинского…

– А кто же вам составляет план?

– Я сам. Конечно, пользуясь советами более старших товарищей. Я посещал свою учительницу русского языка, она мне дала несколько наименований. Некоторые из клиентов, более культурные, тоже помогают в работе над планом.

– Но ведь это очень долго! Подумать только, Виталий! Год на Белинского?

– Ну что же, что год. Я еще молодой.

…Стрижка как будто приближалась к концу. Мне было боязно взглянуть в зеркало. Всей кожей головы я чувствовала, что острижена коротко, уродливо, неприлично. А, была не была! Назло им обреюсь наголо…

– Виталий, – спросила я, – а что вы собираетесь делать дальше?

– Смочить составом, накрутить…

– Нет, я не о голове своей, а о вашей жизни. Что вы собираетесь делать дальше?

– Этот вопрос у меня тоже подработан. Буду повышать себя в своем развитии, сдам за десятилетку…