Евгений Титов - Игра в мечты

Когда он открыл дверь и шагнул на крохотное крылечко с навесом, солнце уже ждало его. Оно плеснуло на мечтателя теплом и светом. Оно заставило зажмурить глаза и остановиться на шатких ступенях. Оно радовалось приходу товарища, толкалось и шалило с ним.

Мечтатель испугался, шагнул назад и чуть не полетел с крыльца, поставив ногу в пустоту. Не пытаясь сопротивляться, он сел на ступеньку, закрыл глаза, сдёрнул очки и подставил лицо солнцу. Глаза наполнились светом, белая кожа – теплом, стало нестерпимо ярко и резко в глазах.

Он опустил лицо и заметил про себя, что никогда в жизни так не делал, даже в детстве, даже летом. Никогда.

Было хорошо дышать, смотреть на мир закрытыми глазами, наполненными солнцем, слушать недалёкий бубнёж радио и ни о чём не думать. Сидеть бы так и сидеть. Пусть пройдёт день, он готов встретить здесь и ночь, проводить осень, встретить зиму, новый свежий снег. «Tombe la neige. Tu ne viendras pas ce soir…» Пусть его заносит, пусть он даже превратится в сугроб, и деревенские дети вставят ему меж очков морковку и начнут водить хоровод. Пусть, не страшно, ведь весной-то он, несомненно, оттает. А потом будет лето, и на выходные (он обязательно дождётся) приедет…

На дорожке послышались быстрые шаги, и у него сработала защита. Он немедленно вернул на место очки, открыл глаза и вспомнил, что не надел головной убор. По миру поплыли цветные пятна, солнце не хотело его отпускать, и он закрыл глаза ладонью. Шаги приближались. «Вдруг это ко мне?» – испугался мечтатель, и сердце вздрогнуло. Он открыл глаза, несколько раз моргнул в темноте и опустил ладонь. Перед ним была та же картина, что и вчера: берёзы, угол соседней дачи, речка и пристань вдали, жёлтое поле с редкими зелёными проплешинами и пятнистый лес за ним.

Со стороны солнца к нему навстречу кто-то бежал по дорожке и был уже рядом. Мечтатель поднял козырьком ладонь к очкам и разглядел приближающуюся к нему девушку в спортивном костюме. Ещё десять секунд, десять быстрых беговых шагов, и спортсменка – напротив мечтателя. Поворачивается, улыбается и машет рукой. Когда девушка завернула за домик и скрылась, он понял – это была Она, Незнакомка-Алёнушка, за которой он так постыдно подглядывал вчера, а минуту назад был готов дожидаться её нелепым растаявшим снеговиком…

Но не было уже робости. Он почувствовал необходимость догнать её, чтобы бежать с ней рядом, вместе, ничего не боясь и не стесняясь. «С отдышкой и плоскостопием?» – проснулось сомнение у него внутри.

Потихоньку начали возвращаться курящие, принося с собой резкие табачные и туалетные запахи. Из коридора доносился шум, бубнили на разные голоса, перебивали друг друга. Иногда хотел вставить что-то своими «одиночными выстрелами» голос Ивашкина, но ничего не получалось. Он застревал посередине слова, и его накрывал «пулемётными очередями» гомон литейщиков.

Мечтатель охранял мечту, не вставал с кресла и почти не двигался. Всё шло по его плану. Мечта приближалась. Литейщики ещё покричат, но закон есть закон. Особенно, когда закон советский, непоколебимый, железный, главный закон страны – Закон очерёдности.

«Гражданин, вас здесь не стояло!» – гениальная фраза, звучавшая каждые полминуты по всей необъятной стране, начиная от булочных и заканчивая обувными. А в таких серьёзных, как ковровые, гарнитурные, автомобильные, квартирные очереди, не забалуешь. Бывали исключения, куда же без них.

Откройте любой учебник русского языка! В каком классе ваш(а)? Любое правило, практически любое. О правописании прилагательных с двумя «н» даже неловко и вспоминать. Какой материал вам нужен: оловянный, деревянный, а может, стеклянный? Или вот это. Просто поэма, варенье для ушей, мёд с пасеки сорокинского тестя:

Без исключений жизнь была бы постна, изюминка бы пропала, исчезло такое необходимое для советского человека чувство постоянного внутреннего напряжения. «Из очереди не выходить! Кто вышел – потерял право в ней находиться!» – постулат посильнее тех, что окружают нас со всех сторон: «Не разжигать! Не входить! Не сорить! Не курить! Уходя, гасить! Не давать детям!» Самое главное правило передавали из уст в уста в универмагах, универсамах, продуктовых и других. И, конечно же, учили детей, наследников всего.

Мечтатель как ненормальный человек ненавидел очереди. Внутреннее благородство и природная робость, застенчивость не давали возможности общаться с очередью на равных.

– Ты, сынок, беги вперед, займи очередь, а то я с сумками пока дойду. Занял? За кем стоишь? За тётей?

– Женщина, это я за тётей стою, а вас я не видел и мальчика вашего тоже. За мной вот парень, за парнем девушка, а за ней бабка, дальше кошка, жучка, мышка, комарики на воздушном шарике, раки и так далее. Так что извините, но вам вон туда, за угол, вниз и по стеночке – на первый этаж. Только очереди не перепутайте, а то там в женский туалет тоже дли-и-нная.

– Что же ты, я же просила, у меня же сумки тяжёлые, мы теперь никуда не успеем.

Мама чуть не плачет. Ну а что он мог? Это выше его сил! Прости, мама! Это выше облаков, выше неба. Это почти как обратиться к богу…

Но теперь очередь его защищала, и он рад был, что в ней находится. Он сейчас – первый. Сорокин на собрание даже не пришёл, видимо, уехал сразу на пасеку помогать пересчитывать деньги. Пенсионер, по слухам, был плох, хотя держался молодцом в свои восемьдесят два. Из профкома ходили его проведать и принесли жалобу от медсестёр: знаменитый токарь и орденоносец хлопает их по понятным местам, когда ему ставят капельницы.

Микушкина в зале тоже не было. Собирается, наверное, пакует чемоданы. Как это возможно вообще – переехать? Уму мечтателя непостижимо. А книги? Как их перевозить? Вещи помнутся – их можно выгладить на новом, чужом, неприветном, холодном месте. Но книги! Книги запылятся, запачкаются, обязательно какая-то пропадёт, фантастика перепутается с приключениями, а автомобильные справочники – с русскими классиками.

Его тронули за плечо, решительно. Мечтатель в испуге поднял глаза и увидел перед собой скелет Микушкинской фигуры. Его так и дразнили всю жизнь – «Скелет». Если посадить в магазинные весы на одну чашу Микушкина, а на другую – фиолетовый труп цыплёнка из кулинарии городского ресторана «Энергетик», то утиные носики весов могут и сравняться. Микушкин всегда был голоден. Он всегда старался чем-нибудь перекусить, «перехватиться» до обеда, как сам выражался, забывая, что недавно вышел из столовой. Ну что поделать, если у человека конституция такая. Мечтатель кушает мало, а не худеет. И будь ты хоть гением, хоть героем, хоть мореплавателем или отличным плотником – прозвище на всю жизнь тебе дадут не по заслугам, а по фигуре, привычке или фамилии.