В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан

Но об этом в Кремле я, конечно, рассказывать не буду. Я приготовил маленький спич. Знаменитая актриса Малого театра Александра Яблочкина, благополучно дожившая до ста лет, отмечая свое восьмидесятилетие, пригласила всех гостей прийти к ней на ее девяностолетие. А когда справляла девяностолетие, пригласила всех на свой столетний юбилей. Многие в зале, естественно, скептически улыбнулись. А когда актриса праздновала столетие, она вышла на сцену и сказала: «Рада, что до моего юбилея дожили одни оптимисты». Вот и я хочу выйти на сцену Кремлевского дворца и пожелать Михалкову на правах старшего друга: «Сережа, поскольку я оптимист, я жду приглашения на твой столетний юбилей».

Однажды, в 1972 году, когда Сергею Владимировичу Михалкову было всего-то пятьдесят девять лет, собрался на семинаре «Фитиля» в Болшево весь цвет советской сатиры. Существовала в советское время такая профессия – писатель-сатирик. Чем хороша была профессия писателя-сатирика? Он мог говорить правду. Правда, эту правду он должен был изысканно выстроить, ловко упрятать, сделать смешной и остроумной.

Приведу в пример сюжет А.Хайта и А. Курляндского «Закон природы». Человек приходит с цветами в родильный дом, где у него должен родиться ребенок. Человек ждет, а другим ожидающим уже объявляют: у вас мальчик, у вас тоже мальчик, четыре кило… Наконец доходит очередь до нашего героя. Ему объявляют: у вас девочка… Он возмущается: «Вон тот позже меня пришел, но ему вы устроили мальчика…» Медсестра оправдывается: «Это не от нас зависит, закон природы…» Но герой продолжает возмущаться и требует главврача, но тот тоже разводит руками: «Почему вы требуете невозможного от нас? Это же ваша жена рожает…» Но наш герой не сдается и продолжает настаивать на выдаче ему мальчика… Наконец снова появляется медсестра: «У вас двойня. Теперь еще и мальчик!» Герой торжествует: вот всегда так, пока за горло не возьмешь, своего не добьешься!..

И зрители прекрасно понимают, что это история не про родильный дом.

Остроумных людей у нас не много. Это я вам как бывший редактор говорю. Точнее, редактор бывшего «Фитиля». Повторюсь, остроумных людей у нас немного. Это остряков много. Остряки знают миллионы анекдотов, приколов, примочек и прибабахов. А остроумные люди даже не всегда шутят, они просто остры умом, быстро и легко во всем разбираются, быстро реагируют, именно поэтому и становятся душой общества. Они делают анекдоты из жизни, а не пересказывают старые с бородой.

Вот в Болшево и собрались писатели-сатирики, профессиональные остроумцы. Открыл семинар сам Сергей Владимирович:

– Я не буду рассказывать о рождении идеи нашего «Фитиля». От кого она исходила: от меня ли, от министра культуры, от правительства… Пусть это останется тайной и легендой. Но так или иначе, люди получили возможность узнавать то, что… нет, не скрывалось, а просто не упоминалось. Отсюда такой интерес к нам. Мы говорили о том, о чем никто не говорил. И не только говорили, но и показывали, а это уже выглядело истиной в последней инстанции. Поэтому, товарищи авторы, запомните наши требования к вашим произведениям. Это наши три С. Сценарий должен быть смешным , обязательно со смешной концовкой. Сценарий должен быть социальным , то есть отражать интерес общества в данный момент, иначе говоря, остро современным. И третье С: он должен быть синематографичным , в нем обязательно должно что-то происходить, двигаться, в том числе и в первую очередь – мысль.

Как мы до всего этого дошли? Самое трудное было в начале. Мы сами не знали, чего мы хотим. Писали сценарии – вроде правильные, а снимали что-то не то… Только за первые полгода списали в убыток семь сюжетов – сами понимали, что они никуда не годятся. Это не считая денег, пущенных на ветер. И поучиться было не у кого. Во всем мире нигде и никогда такого не делали. Потом это стало называться «сатирической публицистикой», диссертации об этом стали писать.

Объем работы был гигантский. Мы потом подсчитали: проходил один сюжет из ста. Даже этот один приходилось дорабатывать – исправлять драматургию, добавлять текст актеру для выявления характера, обострять концовку. А потом мы просматривали черновой монтаж, и вдруг обнаруживалось, что опять чего-то не хватает. Придумывали это недостающее, организовывали досъемки, а потом снова смотрели уже новый монтаж. И при этом мы так до конца и не знали, что мы хотим получить «на выходе». Только через пару лет напряженной работы мы поняли, чего добиваемся.

– Расскажите, – раздался веселый, но наглый голос из зала, – мы вот пока не понимаем, чего вы от нас-то хотите.

Сергей Владимирович смолк, объявил перерыв, а потом и вовсе не захотел продолжать беседу, подключив редакторов к практической работе над просмотром новых номеров киножурнала.

И только через несколько дней как-то вечерком предложил прогуляться по окрестностям. Часть сатириков, уже настроившихся на выпивку, проманкировали предложение, но остальные пошли. Мы нашли удобное местечко в рощице, разожгли костер и расселись вокруг главного редактора.

– Вот теперь продолжим без ушей, – начал Сергей Владимирович. – Мы остановились, как вы помните, на том, что мы сами не знали, чего хотим… Мы двигались скорее интуитивно. Только с годами мы стали понимать, что ищем и снимаем абсурд. Не в смысле «театра абсурда», а реальный вздор, нелепость, несуразность, несообразность, реальную ахинею современной жизни, то, что мы называем «фуфло». Вон мои ребята, редакторы, даже называют наш киножурнал в узком кругу, по аналогии с газетными «дублоидами», – фуфлоидом Смехалкова… Одну букву в фамилии изменили, а уже смешно… Только про абсурд, про фуфло, про ахинею мы никому не говорим. А начальство даже довольно, что есть клапан, который выпускает излишний пар. У людей ощущение, что есть свобода слова. А начальству мы говорим, что подвергаем критике недостатки общества, которые ассоциируются с пресловутым словечком «отдельные». Отдельные недостатки! Сейчас мы нашли более емкое словосочетание – «пороки общества».

У костра никто записей не вел, не с руки, да и альбомы с собой не взяли, но засиделись до утра. Только потом мы поняли, зачем главный редактор вывел нас на чистый воздух из помещения, где все давно было приспособлено к прослушиванию и записи.

Это произвело на каждого из нас впечатление, которое перечеркнуло протоколы всех собраний.

Глядя однажды на портрет Михалкова, написанный Петром Кончаловским, я вдруг понял, вернее, почувствовал, что художник уловил и передал на картине истинный масштаб личности Михалкова. Несмотря на то, что на портрете Сергей Владимирович изображен сидящим, то есть его двухметровая антропология в данном случае абсолютно ни при чем. А все же ощущаешь громадность и прочность изображенной на полотне фигуры.

Читать дальше