В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан

Михалков сам себя сделал большой личностью. Конечно, этому способствовала семья, необыкновенная родословная, которую в революционном беспределе пришлось утаивать. Да и его ранний отъезд из родительского дома в надежде и с уверенностью, что станет поэтом и только поэтом, и благословение на это отца. Его талант, остроумие, любопытство, а то и наивность, умение слушать и слышать, чувство собственного достоинства помогли ему стать крупным поэтом, неординарной личностью.

Однажды Никита Михалков спросил отца:

– На твоих стихах столько людей воспитывались. Миллионы. Почему тебя читали и продолжают читать? В чем феномен?

Михалков усмехнулся и сказал:

– Знаешь, если человек знает, в чем феномен, то он уже не писатель.

Это потрясающе мудрая фраза, а по сути – диагноз всякой заносчивой бездари. Мало встречалось мне за долгую жизнь счастливцев, которые в одно мгновение прямо из воздуха умели вытащить остроту, шутку, незабываемый афоризм. Такими были Аркадий Аверченко, Илья Ильф, Михаил Светлов… Этот феноменальный дар, наверное, помогал с молодых лет и Михалкову ощущать себя человеком, отличающимся от окружения, потому что талант всегда произносит вроде то же, что и все, но по другому сложенными словами.

Расскажу, как я познакомился с Михалковым. Был 1944 год. Я учился в начальных классах. И уже тогда написал несколько стишков. Поссорившись со своим приятелем, я хотел как-то остроумно выразить ему свою неприязнь. Но как? Как-как? Конечно, как Михалков! И я написал басню. А тут мне, отличнику, дают билет в Колонный зал на открытие Недели детской книги. Боже, какое это было счастье!

Тогда порядки был и другие, более демократичные, не то что поз – же, когда я уже стал писателем и сам выступал на открытиях Недели детской книги. Тогда перед началом праздника в фойе Колонного зала писатели ходили среди детей. Вот навстречу идет сама Агния Барто, гуляет себе, обнимает детей, разговаривает с ними, стихи читает. Вот Лев Кассиль, про которого я думал, что он маленького роста, а он оказался человеком очень высоким. Но еще выше него был Михалков, настоящий дядя Степа, автор басен, которым, понятное дело, я подражал, когда писал свои детские вирши.

И вот сам Михалков оказался передо мной. Я крепко схватил его за руку.

– Мальчик, отпусти! – говорит Сергей Владимирович и пытается освободиться от меня.

Но не тут-то было. Я схватил его за палец. Он отбивался, пытался меня стряхнуть, как стряхивают температуру на термометре. Я же испытывал такой восторг, который невозможно было выразить иначе, чем ухватив за палец Михалкова, самого дядю Степу… Может, через этот палец я получил творческий импульс. Все может быть…

Прошло много лет. Однажды я спросил у Михалкова, помнит ли он эту чудовищную историю? Сергей Владимирович жутко смеялся, когда я ему рассказывал. Оказывается, он помнил, а может и притворился, что помнит: «Так это был ты?!»

В общем, в моей жизни он сыграл большую роль. Он, Барто, а еще Наталья Петровна Кончаловская. Проходил семинар объединения детских писателей. На семинаре выступали молодые авторы. Я тоже читал там свои стихи. Читал много. На семинаре присутствовала Наталья Петровна. И тут открывается дверь, заходит Михалков. Видимо, он пришел за ней. Наталья Петровна показала ему: «Присядь!», а я тем временем уже дочитывал стихи.

Михалков сел и стал слушать, я же, несмотря на то, что был вполне взрослым человеком, на флоте отслужил, – неожиданно сбился. Но все обошлось.

Семинар закончился. Народ стал расходиться. Ко мне подходит Наталья Петровна и говорит, что пора бы мне в Союз писателей вступить и она сама даст рекомендацию. Что вскоре и исполнила.

Прошло много лет. Мои переводы с языков народов СССР издавались успешно и в переплетах, и в брошюрах, получали разные премии. Но пробить издание собственной книги стихов было довольно трудно. Нет, небольшие книги в мягкой обложке выходили (по негласному распоряжению Госкомиздата – одна в год, а переводы без ограничений!). Но наконец-то разрешение на мой авторский сборник «Плывет кораблик в гости» – в твердом переплете! – было получено.

И вдруг Леокадия Либет, заведующая редакцией в издательстве «Детская литература», сообщает: «Знаете, нам придется из книги убрать стихотворение «Игра в солдатики»».

А это огромное стихотворение, можно сказать, целая поэма, которая была очень дорога мне, потому что отражала мое детское восприятие войны, воспоминания, связанные с ранением отца, с похоронкой, которая, как позже выяснилось, оказалась ошибочной.

Стихотворение о том, как мальчик играет в солдатики, а солдатики у меня самого были разных времен: старинные кавалергарды, революционные красноармейцы, чапаевская конница, солдатики Великой Отечественной… Одна война сменяла другую, и вот уже:

Воют в небе «мессершмиты»,

Бьют зенитки по врагу…

Это я, совсем убитый,

Умираю на снегу.

За тебя, родная школа,

И за мир на всей земле…

Вот тогда-то уж, Мешкова,

Ты поплачешь обо мне!

В честь отважного героя

В парке памятник откроют.

А народу – как на матче!

Все друг другу – как родня!..

«Ах, мой мальчик,

Храбрый мальчик! —

Скажет мама про меня. —

Мало мы его любили,

Даже клюшку не купили…»

Так вот, Либет мне говорит:

– Мы получили две рецензии, и в обеих указано на один ваш просчет. Как вы посмели в своем опусе убить нашего советского мальчика?..

Я потом узнал, кто написал эти рецензии. Это был сговор. Рукопись попала к людям, которые откровенно меня недолюбливали.

В это время, как в сказке, открывается дверь и входит Михалков – в пальто, в шапке, с тростью.

– К-кушак, а ты что такой красный?

– Да вот, у меня из книги хотят выкинуть новое стихотворение…

Михалков прошел, сел в кресло, как был – в верхней одежде, поставил свою трость и говорит:

– Слушай, а ты мне его п-прочитай!

Я ему говорю:

– Сергей Владимирович, оно большое. Не могу.

– Читай!

А вокруг вся обескураженная редакция, заведующая, Леокадия Яковлевна, коршуном смотрит, но я стал читать. И чем дальше – тем уверенней.

…Мама в комнату вошла:

– Убирай-ка со стола!

До сих пор ещё не спишь,

Весь зарёванный сидишь…

Аты-баты,

Виноваты,

Аты-баты,

Марш ко сну!

И уходят спать солдаты,

Защитившие страну.

Тишина. Михалков посидел так, посидел и говорит:

– К-кушак, а жаль, что не я н-написал эти стихи.

Вот и всё! Какая там рецензия!

Он говорит:

– Леокадия, я забираю рукопись.

…Вскоре мне позвонил помощник Михалкова Володя Александров:

– У меня рукопись твоей книжки. С предисловием Сергея Владимировича.

Ничего там особенного не было. Михалков написал, что вот уже новое поколение поэтов приходит на смену, и все в таком духе. И подпись: «Сергей Михалков. Герой Социалистического труда».

Читать дальше