В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан

«МОСКВА БОИТСЯ САТИРИЧЕСКОГО ФИЛЬМА».

«Едкая киносатира на коррупцию и привилегии советских высокопоставленных кругов была показана ограниченной московской аудитории, несмотря на явную неуверенность – будет ли разрешен её показ в центральных кинотеатрах.

«Пена» – адаптация для кинематографа одноименной пьесы Сергея Михалкова, находящейся в театральном репертуаре в течение двух лет. Но этот литературный материал был настолько осовременен и заострен, что имеет гораздо большее воздействие. Отсюда неопределенная судьба фильма.

Законченная десять месяцев назад, с участием ведущих советских кинозвезд под руководством Александра Стефановича, 35-летнего режиссера, отмеченного рядом призов за свои талантливые ленты, эта картина была показана в ряде больших и малых городов. Но, кажется, это не было замечено прессой, и фильм держали подальше от Москвы. Такой запрет в СССР часто распостраняется на работы, затрагивающие болезненные темы. На данном примере мы убеждаемся, что стоит затронуть основы общественно-политической системы, произведению уготовано только скромное существование.

Двадцать третьего ноября «Пена» была показана в московском Доме кино в присутствии двух тысяч кинематографистов и избранных гостей. Смех, который наполнял зал, не оставлял сомнения в успехе фильма. Но, тем не менее, нигде в московской прессе не было упоминания об этом. Не было также и намеков на то, чтобы запланировать показ фильма в городских кинотеатрах, предложить его на экспорт или заявить для участия в международных фестивалях. В любом случае, «Пена» – это первая советская сатира за 10 лет, которая «режет мясо близко к кости». Объектами сатиры в этом незаметном в Советском Союзе жанре обычно бывают бюрократы низкого уровня. Сценарий же мистера Михалкова и мистера Стефановича метит гораздо выше. Центральная фигура фильма – Павел Павлович Махонин (в блистательном исполнении Анатолия Папанова) имеет ранг, приближенный к министерскому.

В огромной московской квартире Махонин купается в роскоши. Датское пиво, американские джинсы и модные побрякушки его жены и дочери говорят о закрытых для широкой публики магазинах, где необходимы специальные купоны, которые доступны только тем, кто занимает высокое положение. Отдельная тема – наличие в Москве «черного рынка».

Работать с Михалковым было легко и весело. Он часто рассказывал занимательные и поучительные истории. При этом, несмотря на существенную разницу в возрасте и «весовых категориях», если я отвергал что-то из его сценарных предложений, то это воспринималось им без всяких амбиций. Помню, как однажды во время работы над сценарием той же «Пены» я забраковал «сценку на охоте», которую Сергей Владимирович написал без моего участия, просто по вдохновению. Мне показалось, что она выпадает из гротескового жанра будущего фильма. – Н-не хочешь, не снимай! – примирительно сказал Михалков. – Я эту с-сценку в другую свою пьесу вставлю, о-очень она мне нравится.

А пьесы у него были талантливые, так и просились на экран. Достаточно вспомнить неувядающую комедию «Три плюс два» с Андреем Мироновым, Евгением Жариковым, Натальей Кустинской и Натальей Фатеевой по его пьесе «Дикари». Мы с ним обсуждали экранизацию его трагикомедии «Эцитоны Бурчелли» и даже собирались написать оригинальный сценарий народной драмы «Алена Арзамасская» о сожженной на костре бунтарке, сподвижнице Степана Разина, где в главной роли должна была сняться моя тогдашняя жена Алла Пугачева.

Кстати, к нашему с Аллой браку Сергей Владимирович тоже приложил руку. Когда у нас дело дошло до свадьбы, то я открыл свои сберкнижки и обнаружил, что выплату довольно приличных «авторских» задержали, а после покупки новой машины нужно было срочно пополнять кошелек. Обратился к Михалкову: мол, поиздержался я за лето, не дадите мне тысячу рублей? (Это была средняя зарплата советского человека за год). В долг, разумеется… Он выручил. Так что, можно сказать, нашу свадьбу мы гуляли на деньги Сергея Михалкова.

Правда, в другой раз он не смог мне помочь, хотя и пытался. Однажды, на меня «наехал» сотрудник Комитета государственной безопасности. По какому поводу – долго рассказывать. Но в результате меня уволили с «Мосфильма». Я оказался наули-це. Ходил весь черный. Туда ткнулся, сюда – везде отказ. Люди разводят руками. Ты же понимаешь, кто против тебя – КГБ!

В отчаянии, обратился к Михалкову.

– Н-н-не отчаивайся, сссейчас п-позвоню… – сказал он и потянулся к «вертушке». – Иван Павлович? Здравствуйте! М-мми-халков говорит. С-с-лушайте, что-то это ввваше ведомство обижает мммоего соавтора? Не тттрогайте его, хороший человек, я за нннего ручаюсь. Фамилия? Стефанович. Да, режиссер «М-ммосфильма». Да? Ч-что вы говорите? Понятно…

Поворачивается ко мне и произносит с некоторым удивлением:

– Саш, я ннничего не могу сделать…

Правда, потом все разрешилось. Но Сергею Владимировичу я был очень благодарен за то, что он, не раздумывая, сразу вызвался помочь. И вообще, я благодарен судьбе за то, что мне повезло общаться и работать с этим выдающимся человеком. Я уже говорил, а, сейчас повторю еще раз – меня удивляло в нём поразительное сочетание почти детской непосредственности, наивности и мудрости. Как-то мы заговорили о границах, о «железном занавесе», который был тогда суровой реальностью. И он неожиданно прочитал мне свое очень грустное стихотворение, где шла речь и о свободе передвижения, и о смысле человеческой жизни:

Облака, облака —

Кучерявые бока,

Облака кудрявые,

Целые,

Дырявые,

Лёгкие,

Воздушные —

Ветерку послушные…

На полянке я лежу,

Из травы на вас гляжу.

Я лежу себе мечтаю:

Почему я не летаю,

Вроде этих облаков,

Я – Сережа Михалков?!

Это было бы чудесно,

Чрезвычайно интересно,

Если б облако любое

Я увидел над собою,

И, движением одним,

Оказался рядом с ним!

Это вам не самолёт,

Что летает «до» и «от».

«От» Москвы «до» Еревана

Рейсом номер двадцать пять…

Облака в любые страны,

Через горы, океаны

Могут запросто летать.

Выше, ниже – как угодно!

Тёмной ночью, без огня!

Небо всё для них свободно!

И в любое время дня!

Скажем, облако решило,

Посмотреть Владивосток.

И поплыло,

И поплыло…

Дул бы в спину ветерок!..

Плохо только, что бывает,