В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан

Написать о себе, как о человеке, неоднократно беседовавшем с Сергеем Владимировичем Михалковым, было бы преувеличением. Как говорил Пушкин, «мы ленивы и нелюбопытны». При общении с личностью такого масштаба, а личность действительно потрясающая, многое из того немногого, что было, следовало бы записывать…

Помню, когда он уже не очень хорошо себя чувствовал и на дачу приезжал крайне редко, но иногда все-таки приезжал, он отправлялся гулять. И один раз я его сопровождал. Не помню уж, в каком контексте, но зашел разговор по поводу гимна. Он говорил, что его поносят за то, что он написал и первый гимн, и редакцию второго, и третий… При этом огромное количество людей пытались самостоятельно, по своей инициативе, писать варианты и присылать их, однако теперь очень многие из них яростно его за это критикуют. Я, к сожалению, не запомнил, хотя там были довольно известные имена. У Михалкова была идея переделать гимн полностью, даже был конкурс на музыку, который выиграл, если я не ошибаюсь, военный композитор и дирижер Петров. По каким-то причинам, мне не известным, эта идея была похоронена, хотя конкурс действительно был, участвовали в нем очень многие композиторы, которые впоследствии поносили и Хрущева, и всю советскую власть.

Михалков, в общем, не совершил ни одного поступка, после которого бы каялся и от которого отрекался, рассказывая, как его мучили и заставляли. Как-то умел он, прожив такую долгую жизнь, остаться при своих убеждениях и ни разу не совершить за это время каких-то резких движений… Уж можно было столько совершить… Огромное количество людей и за меньший срок совершили пять-шесть кульбитов, и в данный момент флюгер их повернут в необходимую сторону. А в линии его жизни никаких крутых поворотов не было. Он самому себе не изменил.

Очень жалею, что упустил возможность более тесного общения с ним, но упущенного, к сожалению, не воротишь.

Записал Виталий Максимов

Я многим обязан в своей жизни художника и гражданина великому в своей многогранности талантливой души Сергею Владимировичу Михалкову.

Это было давно, в 1958 году, когда мой приятель, тогда студент консерватории Андрон Михалков-Кончаловский познакомил меня со своим знаменитым отцом, секретарем Союза писателей СССР, автором гимна СССР, стихотворения о дяде Степе, высоким и красивым человеком из рода бояр Михалковых.

После моей, студента из Ленинграда, первой триумфальной выставки в Москве, после получения гран-при на международном конкурсе молодых художников и студентов в Праге, я был допущен к защите диплома, но в результате получил назначение учителем черчения в начале в Ижевск, а потом в Иваново, где тоже оказался не нужен. Из моего родного и столь любимого мною Петрограда я был изгнан и, благодаря новым московским друзьям, ютился в кладовке за кухней в большой коммунальной квартире. Кладовка была два метра на два. Открыв дверь, в нее шагнул могучий и высокий Сергей Владимирович и сказал: «Да, нечего говорить, умеют у нас разделаться с талантливым человеком, когда хотят!» Глядя на койку из алюминиевых трубок и газеты, постеленные на полу, спросил: «А на что живешь и где работаешь? Я был на твоей выставке в ЦДРИ, в очереди не стоял – я член ЦДРИ, а работы мне понравились. Ты – человек дерзкого таланта».

Я и моя жена, которой было тогда чуть больше двадцати лет, восторженно смотрели на Сергея Владимировича. Нина ответила: «Ильюша работает грузчиком и нанимается в бойлерную. Говорят, комнату дадут, как общежитие». Михалков сказал: «Я постараюсь помочь тебе, Илья, хоть это будет очень трудно»… Так прошла моя первая встреча с великим Сергеем Михалковым, которого я называл и называю моим Благодетелем.

По прихоти судьбы дом, где мы жили в чулане за кухней на седьмом этаже, был в нескольких шагах от дома Михалковых, его подъезд выходил на знаменитый старинный особняк, где по преданию Наташа Ростова приказывала снимать свое имущество с подвод, чтобы положить туда раненых. В квартире Сергея Владимировича меня потрясли картины Сурикова и Кончаловского, а также мраморный бюст работы Коненкова, так похожий на супругу Благодетеля Наталью Петровну Кончаловскую, внучку моего кумира В.И.Сурикова. Целуя ей руку, я заметил на ее столе много гравюр старой Москвы. «Я работаю над книгой «Москва– наша древняя столица», – пояснила интеллигентная и красивая Наталья Петровна. А за ней в комнате я увидел юношу с выразительными глазами на благородном лице. Это был Никита Михалков, к которому должна была прийти учительница испанского языка.

В кабинете Сергея Владимировича неустанно звонил телефон, и он разговаривал с разными людьми, как я потом понял, с большими начальниками, и с другом Мишей договаривался о поездке на охоту. На стенах висели старые фотографии родственников Сергея Владимировича – Глебовых. Какой-то Союз писателей из братской республики подарил, очевидно, в день юбилея, вышитый восточный ковер с портретом знаменитого и чтимого русского писателя Михалкова. К нему пришел молодой черный как смоль, с доброй улыбкой, детский писатель Толя Алексин по «важному делу», как сказал он, тоже протеже Благодетеля.

Во время новогоднего бала, танцуя с Екатериной Фурцевой, министром культуры СССР, Сергей Владимирович попросил помочь «опальному молодому художнику из Ленинграда». Прошел год с нашей судьбоносной для меня встречи с С.В. Михалковым, и я получил однокомнатную квартиру в целых восемнадцать квадратных метров в блочном доме на первом этаже у площади Ромена Роллана…

Более тридцати лет мне выпало счастье общаться со столь дорогим моему сердцу Сергеем Владимировичем Михалковым. Мы с ним бывали в разных городах, с разными людьми и в разных ситуациях. Меня поражало в нем волевое умение действовать в той или иной ситуации, никогда не изменяя себе и своему желанию творить добро окружающим его людям. Он был очень раним, как все талантливые люди, но тщательно умел скрывать это, и поэтому многие видели в нем только государственного преуспевающего литератора, не подвластного законам окружающей нас суровой и безжалостной жизни.

За все эти десятилетия я, общаясь с моим великим другом, не переставал восхищаться ясностью его ума, умением принимать правильные решения, порою в очень сложных политических и жизненных ситуациях, и никогда Сергею Владимировичу не изменяло чувство юмора и доброты. Он уцелел в сталинскую эпоху – его семь раз принимал сам товарищ Сталин. И как мне рассказывали, будучи приглашенным на один из кремлевских приемов Н.С.Хрущевым, он взял с собой сына Никиту и шутливо представил генсеку: «А вот еще один Никита Сергеевич».

Для меня всегда было загадкой, как С.В. Михалков, представитель старинной дворянской фамилии, сумел завоевать положение на несокрушимой высоте в советском обществе. Мне запомнилось высказывание его Святейшества патриарха Алексия II, что он благодарит Господа, который вразумил его найти слова для общения с власть предержащими. Это же умение меня всегда восхищало и в Сергее Владимировиче.