Геннадий Дубовой - Рыцари Новороссии. Хроники корреспондента легендарного Моторолы

И я начал им помогать. Из Молдавии возил сумки – теплые вещи, еду, сигареты, а обратно в багажнике авто вывозил киевлян-антимайдановцев и «беркутовцев», потом покупал им билеты на самолёты в Россию. Поначалу саложопые не обращали внимания. Для них молдаване, ну вроде как свои. Спокойно я границу туда-обратно переходил – была тропа контрабандная. А потом так случилось, что и меня той же тропой вывезли.

В очередной раз приехал в Киев, у меня друзья живут на Крещатике, не буду называть адрес. У подъезда подходят ко мне двое «в штатском», вежливенько спрашивают: «Вам не кажется, что вы начали часто границу пересекать?», – и суют мне под нос удостоверение СБУ. Объяснил насчёт цели приезда, лапшу им на уши навесил, отпустили. Но устроили слежку. Машина стоит под окнами – день, два, три. Я из дома выхожу – люди в машине меняются. «Ну все, – говорю друзьям, – мне сели на хвост, у вас могут быть проблемы. Вывозите меня отсюда».

Картина маслом: друзья меня завернули в ковер, лежавший в зале. Ночью прямо в ковре выносят, закидывают в «Газель», едут, а специально с бардача висит кусок ковра, чтобы со стороны СБУшникам значит видно было. Я оделся потеплее, спрятан в ковре, но всё равно холодноватенько. Доехал в багажнике до Белой Церкви, там уже пересел в другую машину и – до границы. Контрабандисты перевели меня на молдавскую сторону, оттуда на самолёте в Москву, затем – в Питер. Там, через соцсети занялся организацией помощи беженцам.

Я был один из первых, кто написал ещё в апреле 2014-го, что приму беженцев из Донбасса, – тогда в Краматорск бэтэры заходили, нацики начинали чистки нелояльных… Мы с матерью не из богатых людей, но: «Мам, мы можем принять семью беженцев?» Она: «Почему нет? Муж, жена, максимум трое детишек – как-нибудь разместимся. Потеснимся». И пошло-поехало. Стали спрашивать через соцсети: «А вы не возите грузы?». По скайпу и в «личке» я давал информацию, как конкретно выйти беженцам из Донбасса в РФ, где им разместиться. МЧС России тогда еще не помогало.

Я дозвонился до Патриарха Кирилла, заручился его согласием о помощи церковных приходов в расселении беженцев на Кубани, в Астрахани. Вместе с ребятами из екатеринбургского НОДа договорились с РЖД, находили дополнительные вагоны для отправки беженцев в Екатеринбург. Развозили людей по всей России. Я даже на Камчатку людей через родню «закидывал», они там до сих пор живут. У меня в скайпе более 9 тысяч контактов людей со всех уголков России, которые нам помогали. С мая, когда полилась кровь в Краматорске/Славянске, на меня начали выходить гуманитарщики. Когда-то я всех их искал, а потом, когда поток беженцев пошел, все начали искать меня. При мне было три телефона – не замолкали. Я спал по три часа в сутки возле компьютера. Мониторил постоянно ситуацию по выводу людей через погранпереходы.

Часто спрашивают: «И что ты с этого получил?» Да ничего. Я не мог иначе, так воспитали: бабушка по отцовской линии была блокадницей, её спасли, я в долгу перед потомками тех людей, без которых она умерла бы от голода. И дед по отцу воспитывал меня в духе коммунизма – открытости, честности, уважения к старшим, сострадания. Он меня и в собор Св. Равноапостольных Константина и Елены в Бельцах повёл, там тогда ещё музей был, в музее, за алтарём батюшка и крестил меня, а дед-коммунист подарил книгу Святителя Николая Сербского. Как раз перед Майданом я открыл её, наткнулся на подчёркнутые дедом слова: «Знаете ценность свою? Она равна количеству людей, которые не могут жить без вашей заботы». Я почувствовал тогда: это – ответ на все мои вопросы…

– Помогать, заботиться о тех, кто в трудной ситуации можно и оставаясь в России. Что заставило тебя приехать на Донбасс?

– Как только запылал Майдан, я сразу понял: начинается война, впереди – геноцид. Через систему «Зелло» я получал информацию о том, кто в чем нуждается. В один момент пришла информация, что киевская власть блокирует поставки инсулина восставшему Юго-Востоку. В Краматорске, Славянске, Дружковке с этим было совсем плохо. Я начал собирать лекарства – партии были очень большие, каждая на 5 тыс. долларов. Нужен был отправитель. И он появился в Краснодаре – там ребята во главе с активисткой Натальей самоорганизовались.

Вскоре я стал эпицентром этой спонтанной организации. От предложений создать благотворительный фонд сразу отказался. Решил: мы – координаторы, организаторы, связующие звенья между теми, кто нуждается в помощи и теми, кто может помочь. Мы знали, где взять груз, как и кто оперативнее и без потерь довезёт его до конкретного человека, например, врача районной больницы. Но даже при таком подходе возникали неприятные моменты. Я отправил как-то очень большую партию инсулина – на 18 тысяч долл. Она должна была распределиться между Славянском и Краматорском. Большую часть забрали славянцы, не ополченцы, какие-то «благотворители», а позже я узнал, что взятый ими инсулин (подарок Донбассу Александра Розенбаума) пошёл на продажу. Стало ясно: если сами не будем поставки контролировать, гуманитарку растащат мошенники.

15 мая я привёз в Новороссию очередную партию инсулина. Познакомился со знаменитым тогда Бабаем. Нашел командира «Волчьей сотни»– это был Динго, Царствие ему Небесное. Он и его ребята брали славянское отделение милиции, а потом по приказу Стрелкова зашли в Краматорск и под командованием Хмурого начали воевать. Динго сразу поставил задачу: «Подразделению нужны форма, обувь, рации, пеленгатор, чтобы частоты ловить». В общем, это было снаряжение, на которое нужны деньги. Тогда человек, специально обученный – открыл в России карту и каждый день переводил в Краматорск деньги на снаряжение. Продолжались и поставки лекарств – их распределяли через исполком и кому-то там захотелось «погреть руки». Мне по секрету сказали: «Уезжай, иначе завалят, ополченцы не спасут…»

Плевал я на угрозы, но в тот день надо было срочно вывозить беженцев во Владимир. Уезжал я, точно зная: вернусь, чтобы заниматься своим делом, нельзя собираемую россиянами помощь отдавать проходимцам.

Вернулся. И до сентября прошлого года доставлял лекарства, вещи, продукты и перевозил беженцев по дороге жизни через Изварино. Бывало, в 50-ти метрах от укров проезжали, с выключенными фарами, опыт: у меня эта война не первая – был на второй чеченской, в Дагестане и Осетии. Четыре наши машины разбабахали укры, но, Бог миловал, никто из тех, кого мы вывозили не погиб.

– Ты не только волонтёрил, но и участвовал боевых действиях. В каком подразделении, на каких участках и что особенно запомнилось?

– После выхода из Славянска/Краматорска с ребятами из «Волчьей сотни» бились за луганский аэропорт, прошли с боями через Саур-Могилу, а когда пробили коридор к границе РФ, уже после гибели Динго (26 августа, в селе Первозвановка) прибыли в Генпрокуратуру ДНР под командование Равиля. У нас был КОБР – казачий отряд быстрого реагирования Генпрокуратуры.