Коллектив авторов - Россия и мусульманский мир № 7 / 2014

Москва также рассчитывала, что энергетика станет основой экономического партнерства, включая и сотрудничество в высоко-технологической сфере. В этой связи примечательно, например, что российский Госбанк вошел в акционерный капитал авиапромышленной группы EADS. Одновременно российские госкорпорации активно начали сотрудничать со своими партнерами в Италии, Франции и Германии.

Несмотря на отдельные успешные проекты с компаниями из стран Европы, партнерства с ЕС на энергетическом поле не получилось. Брюссель изначально настороженно относился к перспективам слишком существенного российского проникновения. Например, полная реализация всех трубопроводных инициатив уже к 2020 г. должна была увеличить долю российского газа в ЕС до 30%. Однако в условиях расширения рынка СПГ и сланцевой революции в Америке и Австралии объективная зависимость от России должна снизиться даже без «Набукко». Проект «европейского газопровода» спокойно закрыли именно в тот момент, когда появилась реальная перспектива газового экспорта из Канады и, возможно, даже США. Кроме того, Москва лишилась своих персональных козырей: в нынешней «Большой восьмерке» нет «старых друзей» Владимира Путина.

Таким образом, Москва столкнулась с нежеланием Европы строить стратегическое партнерство. Попытки довести газопроводы любой ценой скорее вызвали ответную оборонительную реакцию. Еврокомиссия начала антимонопольное расследование в отношении Газпрома, сумма штрафа по которому может составить до 10% от общего оборота компании за год. Причем это расследование может продолжаться в течение нескольких лет, вплоть до того момента, когда станет окончательно понятно, насколько американский газ сможет стать альтернативой российскому. Кроме того, был ограничен доступ газа из уже запущенного «Северного потока» в общеевропейскую сеть.

Сотрудничество не состоялось и в других сферах. Полноценной автомобильной локализации европейские концерны так и не обеспечили, одновременно была заблокирована продажа OPEL российскому консорциуму во главе со Сбербанком. Европейцы отказались реализовывать с Москвой свою спутниковую программу: проекты двойного назначения предполагают совершенно другой уровень доверия. Что же касается участия российского Госбанка в акционерном капитале EADS (другой чувствительный актив), то оно осталось чисто финансовым: Москве не позволили даже провести своего представителя в Совет директоров авиастроительной корпорации. В итоге акции EADS перешли от активного инвестора (ВТБ) к пассивному (ВЭБ) с последующей продажей российской доли в авиастроительной корпорации. Другой совместный российско-итальянский авиационный проект SSuperjet оказался на грани банкротства, в том числе и из-за отсутствия европейских заказов.

В международно-политической плоскости отношения также не переросли в стратегическое партнерство. Если во время вторжения США в Ирак Москве удалось привлечь на свою сторону ряд европейских столиц, то сегодня по Сирии Россия оказалась фактически в изоляции. Реализация ЕвроПРО также началась на фоне удачного для европейцев разоружения российской энергетической угрозы.

Китайское направление. Сотрудничество с Китаем в рамках ШОС являлось элементом энергетической политики Москвы. Дело в том, что создание «восточного блока» позволило максимально вовлечь Китай в отношения с центральноазиатскими странами. Таким образом, страны региона, прежде всего Казахстан и Туркменистан, направили свой энергетический экспорт в сторону Китая. Это снизило потенциал их участия в спонсируемом европейцами «Набукко», тем самым убирая конкурентов для российского экспорта на западном направлении.

Что касается китайского рынка, то Москва фактически уступила его в пользу европейского в ситуации, когда у нее был реальный шанс закрепиться на нем. Дело в том, что вплоть до 2008 г. темпы роста экономики Китая составляли около 12% в год, что означало повышенные потребности в энергоресурсах. Причем доля газа в общем энергопотреблении Китая должна была только расти: если в 2010 г. она составляла 4%, то в 2015 г. должна была составить уже 8%.

Необходимо также учесть, что Пекин крайне болезненно воспринимал возможность перекрытия поставок. Именно в этот период впервые появились угрожающие, в том числе и танкерам, «сомалийские пираты», а в отношении Ирана и Судана начали вводиться новые санкции. Соответственно, в плане создания энергетического альянса Пекин был крайне заинтересован в Москве.

Реализация ориентированных на Китай проектов началась уже после мирового кризиса, когда Москва была больше заинтересована в допуске к финансовым ресурсам Пекина. Кроме того, после 2008 г. темпы роста китайской экономики существенно снизились. На этом фоне уже не столько Россия обеспечивала себе стабильный рынок, сколько Китай – стабильное снижение к обще-рыночной цене.

Фактически Москве так и не удалось реализовать свою энергетическую политику, основанную на отношениях с конечными потребителями. Сланцевая революция создает условия для возвращения ситуации 1980-х годов, когда США и Саудовская Аравия совместно обвалили цены на нефтяном рынке, тем самым нанеся удар по советской экономике. Сегодня эта ситуация может повториться на газовом рынке региона МЕЕТР (Middle East, Europe, Turkey, Russia). Сами Соединенные Штаты в течение ближайших нескольких лет могут стать ключевым экспортером газа в Европу. А с учетом влияния на Ближнем Востоке именно Вашингтон, а не Москва будет определять цены на газ в Европе. В свою очередь, потенциальное «опускание цен» создает риски с точки зрения наполняемости российского бюджета, а соответственно, и социально-экономической стабильности в России.

Однако если не допустить газового экспорта из США Москва не может, то повлиять на ситуацию на Ближнем Востоке она вполне способна. У России есть возможность усилить свое влияние в регионе через отношения с двумя ключевыми игроками – Турцией и Ираном. Причем тема высоких цен на сырье потенциально может заинтересовать и Турцию, если в результате она сумеет из страны транзита стать энергетическим хабом – продавцом сырья.

В отличие от остальных партнеров Москвы для Турции отношения с Россией в энергетической сфере носят стратегический характер. То есть без согласованной политики могут пострадать и одни, и другие интересы. Замедление роста турецкой экономики неизбежно сказывается и на импорте российских энергоресурсов. Показательно в этом плане, что даже сирийская проблема не смогла усложнить турецко-российское партнерство. Более того, Турция подписала соглашение с ШОС, чтобы обеспечить дополнительный инструмент для диалога, прежде всего, с Россией.