Иван Забаев - Семья и деторождение в России. Категории родительского сознания

Значение веры или религиозной перспективы (что не совсем одно и то же) получает принципиальное значение именно в обществе риска, позволяя заполнять место «объемлющего» (Ясперс) не страхом и ужасом, исходящими от хаоса современного мира, но уверенностью и покоем, исходящими от любви Бога и любви к нему.

Заметим попутно, в высказываниях православных респондентов практически исчезают отсылки к медицинской аргументации.

При рассмотрении влияния медицины на человека и общество модерна мы отталкивались от работ И. Илича «Медицинская немезида», Б. Тернера «Тело и общество» и Т. Парсонса (с соавторами) «Дар жизни» [Parsons, Lidz, Fox 1972: 367–415, Illich 1974; Turner 2008].

А в тексте Дж. Войк продемонстрировано, что аналогичную роль сыграло распространение идей неомальтузианства [Woycke 1988].

У. Бек пишет по этому поводу: «Болезнь как продукт диагностического “прогресса” в том числе тоже генерализируется. Все и каждый актуально или потенциально “болеют” – независимо от самочувствия. Соответственно на свет Божий извлекают образ “активного пациента”, требуют “рабочего альянса”, при котором пациент становится “соцелителем” своей медицински установленной, болезненной ситуации. Сколь непосильна для пациентов эта задача, показывает необычайно высокий уровень самоубийств. Например, у хронических почечных больных, чья жизнь зависит от регулярного гемодиализа, доля самоубийств на всех возрастных уровнях в 6 раз выше средних показателей по населению» [Бек 2000: 308].

Здесь У. Бек ссылается на следующую статью из журнала по социологии медицины: [Gross, Hitzier, Honer 1985: 146–162].

Можно обнаружить известный параллелизм между борьбой с микробами и защитой иммунитета, с одной стороны, с поиском бесов в христианстве – с другой. Так, классический текст Иоанна Кассиана Римлянина говорит: «Итак, ясно, что нечистые духи не могут иначе проникнуть в тех, телами которых хотят овладеть, если сперва не овладеют их умом и мыслями. Когда лишат их страха и памяти Божией или духовного размышления, то как на обезоруженных, лишенных помощи и охранения Божия, и потому легко побеждаемых, смело нападают, потом устраивают в них жилище, как в предоставленном им владении. …У нечистых духов, без сомнения, столько же занятий, сколько и у людей. Некоторые из них (которых простой народ называет также фавнами, лесными богами) бывают обольстители и шутники, постоянно занимая известные места или пути, не развлекаются мучением тех проходящих мимо, коих могли бы уловить в сеть, а довольствуясь только насмешкою и озорством, стараются скорее обеспокоить их, нежели повредить им; некоторые только производят во сне безвредные кошмары; иные бывают столь яростны и свирепы, что не довольствуются тем, чтобы жестоким терзанием мучить тела тех, в кого вошли, но спешат еще напасть на проходящих вдали и поразить их жестокими ударами, описанными в Евангелии (Мф. 8, 28) (Иоанн Кассиан Римлянин. Преподобного отца Иоанна Кассиана пресвитера к десяти посланным к епископу Леонтию и Елладию собеседованиям отцов, пребывавших в скитской пустыне. URL: http://krotov.info/acts/05/ marsel/kass341.html Дата обращения: 11.10.2011).

То есть – бесов много, увидеть их обычным зрением невозможно, чтобы спастись, нужно бороться с ними. Параллелизм усиливается, если обратить внимание на визуальное изображение бактерий в рекламе «Доместос». Разница между христианским поиском бесов и медицинским поиском микробов (в рамках нашего рассмотрения вопросов деторождения) состоит в том, что в силу ряда причин христианство имело возможность, рассматривая вопрос рождения детей (как и вопрос о бесах в жизни человека) применительно к спасению, утверждать, что женщина спасается чадородием. И официально настаивало на позиции, что рождение детей благоприятствует спасению. Медицина же в аналогичной ситуации не говорит, что рождение нескольких детей благоприятствует здоровью. В тех же редких случаях, когда рождение детей рассматривается как благоприятствующее здоровью женщины, речь идет об одном ребенке. Более того, в поздних возрастах рождение детей рассматривается медиками как потенциальный фактор дополнительного риска для здоровья женщины.

См., напр.: [Вовк 2008: 21–24].

По мнению одного из наших рецензентов, можно было бы предположить, что «преодоление страха – такая же цель, как любая другая, и если человек из страха отказывается (или не отказывается) от рождения ребенка, то это и значит, что он соотносит цели и средства». Иными словами, тезис как будто опровергает сам себя. Однако это не так. Если бы преодоление страха было целью в целерациональном действии, то высказывания респондента имели бы примерно такой смысл: «Я хочу преодолеть страх, для этого я рожаю ребенка». Они же, как правило, строятся в другой логике, в лучшем случае так: «Мне было страшно – я не хотела ребенка». Преодоление страха не описывается как рационально формулируемая цель; о детях (или об отказе от детей) не говорят как о средстве для достижения этой цели. Страх расценивается как условие (не зависящее от действий человека, в отличие от целей или средств) (см., напр.: [Parsons 1937: 44]), которое всегда присутствует при решении вопроса о деторождении. В связи с этим следует сказать, что не каждое действие может быть представлено как рациональное или целерациональное, по крайней мере, если опираться на отчеты самих действующих.

Несмотря на то, что экономические модели (в частности, Г. Беккера или Р. Истерлина и др.) не были верифицированы в эмпирических исследованиях [Van de Каа 1996: 389–432], это не мешает вновь и вновь проводить их тестирование на других данных [Рощина, Бойков 2005].

Одной из двух основных. Второй категории – «своя жизнь» («самореализация») – будут посвящены две следующие главы.

Описание этого инструмента на русском языке см.: [Андреенкова 1994: 73–81], подробнее см.: [Inglehart 1971; 1977; 1990].

В работах теоретиков второго демографического перехода было показано, что изменяются не только ценности. Определенное значение придавалось, например, изменениям институтов [Lestaeghe 1980: 527–548]. Однако нужно отметить, что ценностям отводилась все же если не самая важная, то одна из самых важных ролей. Так, Р. Лестег и К. Уилсон показали, что даже распространению контрацепции предшествовало распространение ценностей идивидуализации [Lesthaeghe, Wilson 1986: 261–293].

Возможно, будет уместно воспроизвести здесь некоторые тезисы работы А. Маслоу. Они позволят лучше понять те позитивные коннотации, которые можно увидеть в тезисах Р. Инглхарта, Д. Ван де Каа и Р. Лестега. Дело в том, что Маслоу, разрабатывая свою концепцию мотивации, отвечал сложившимся к его времени двум влиятельным традициям в психологии – бихевиоризму и психоанализу. Его работа «Мотивация и личность» рассматривалась им как важная не только внутри психологии, он придавал несколько большее значение положениям, выдвигаемым в ней: «…я ценю эмпирический багаж, накопленный экспериментальной психологией и психоанализом, но мне претят проповедуемые этими науками идеи. Мне близок экспериментаторский задор бихевиоризма и всеобнажающий, всепроникающий дух психоанализа, но я не могу согласиться с тем видением человека, которое они предлагают. Иначе говоря, своей книгой я представляю иную философию человеческой природы, предпринимаю попытку иначе очертить образ человека» [Маслоу 1999: 2].