Коллектив авторов - Обыденное и научное знание об обществе: взаимовлияния и реконфигурации

Более детальное описание данных типов, а также обсуждение связи этой классификации с другими социально-психологическими исследованиями см. в [1, 12–14].

Подчеркнем, что под теориями здесь и далее будем понимать именно наивные, обыденные теории, которые могут не иметь ключевых свойств научной теории, например проверяемости. Впрочем, в некотором смысле заменой проверяемости может служить действенность обыденных теорий в эволюционной перспективе. Эти вопросы находятся за пределами рассмотрения настоящей статьи. Стоит отметить, что наивные теории также можно обозначить как «структуры знания, подобные теориям» (theorylike knowledge structures) [41,169]

Обсуждение философских аспектов вопроса о коллективной ответственности см., например, в: [20].

Впрочем, здесь мы не рассматриваем вопрос, в какой степени концепцию С. Хантингтона можно назвать именно социологической теорией.

В качестве примера научно-популярной работы по теме можно привести [14].

Автор признателен И.С. Чирикову за рекомендации, сделанные по поводу идеи этого примера.

Ср. взгляд Парсонса на природу организации: «Организация является системой, которая в процессе достижения своей цели “производит” что-то идентифицируемое, что может быть каким-либо образом использовано другой системой» [43,65].

Эту же особенность отмечает В.Г. Николаев: «В отечественной практике часто фигурирует узко и превратно толкуемое понятие «конструктивизма» как социологической позиции, с которой мир видится как свободно и без каких-либо ограничений конструируемый акторами» [13, 14].

Данный оборот, как известно, в тогдашнем интеллектуальном климате имел выраженную негативную коннотацию и мог использоваться как «клеймо».

Именно из этой точки произрастает корень кантианского агностицизма.

Точка опоры (греч.).

Во время Второй мировой войны, будучи профессором Кенигсбергского университета и, видимо, отчасти под влиянием «ауры места», Лоренц написал специальную статью на эту тему [8]. См. также его «Гносеологические пролегомены» в [9].

Любопытно, что материальность мозга как когнитивной структуры при этом не оспаривается.

Ключевой фигурой здесь, несомненно, является Жан Пиаже.

Понятно, что сам носитель этого сознания может такую «ощутимость» и не ощущать.

Хотя данное высказывание имеет общий характер, в нем, очевидно, наряду с этим содержится и вполне конкретный намек на кантовскую «Критику чистого разума».

Дюркгейм, вероятно, если бы имел возможность прочитать эти строки, подписался бы под каждой из них.

Если поверить последнему утверждению, то в «интересном» и весьма двусмысленном положении окажутся баски, – проживающие по обе стороны Пиренейского хребта.

Шаблон, увы, отнюдь не всегда бывает достаточно точным и гибким. Тогда познавательная типизация приобретает форму «стереотипа». Концепция стереотипа Липпмана, более ранняя по времени, на наш взгляд, при определенных оговорках принципиально инкорпорируема (как особый случай) в социально-феноменологическую теорию типизаций обыденного сознания. В любом случае Липпман, как и Шютц, испытывавший влияние прагматистски-инструменталистской философии действия, признавал, что стереотипизация является одной из естественных стратегий познавательной деятельности, основанных на принципе «экономии мышления». Вполне в духе уже упоминавшихся выше философов он утверждает: «В целом, окружающая среда – слишком сложное и изменяющееся образование, чтобы можно было познавать ее напрямую. Мы не готовы иметь дело со столь тонкими различиями, разнообразием, перемещениями и комбинациями. Но поскольку нам приходится действовать в этой среде, прежде чем начать с ней оперировать, необходимо воссоздать ее на более простой модели» [7, 39]. Понятно, что модель эта часто оказывается далека от совершенства.

Как и свойственно этому автору, – проницательно, но бегло и путано.