Array Коллектив авторов - Западная социология: современные парадигмы. Антология

Таким образом, не существует нормативной интеграции индивидов в общество. Другими словами, не существует норм, от которых можно при желании отклониться. И не существует консенсуса, если под этим понимается то, что эмпирические обстоятельства, в которых индивиды себя обнаруживают, каким-то образом согласуются. Они суть лишь соответствующие наблюдательные схемы, в которых наблюдатель самоопределяет наблюдение о том, что поведение согласуется с нормой или отклоняется от нее. И этот наблюдатель также может быть коммунициирующей системой – судом, СМИ и т. д.

Только если принять теорию во всей ее радикальности, можно увидеть, чего достигает дополнительный концепт структурного сопряжения. Он объясняет, почему, несмотря на это оперативное замыкание, вещи в мире не происходят беспорядочно. Структурные сопряжения обеспечивают накопление одних и исключение других возбуждений. Из этого возникают течения в самоопределении структур, зависящие от определенных возбуждений, с которыми им приходится иметь дело. Организмы адаптированы к гравитационному притяжению Земли, причем часто – достаточно специфическим образом. Кит раздавил бы свои внутренние органы своим чистым весом, если бы находился не в воде, а на берегу. Ребенок, постоянно подверженный странным звукам, которые функционируют как речь, учится говорить. Каждое общество социализирует индивидов по ту сторону своих структурных сопряжений, и, как общество, оно приспособлено именно для этого. Язык бинарно закодирован и предусматривает возможность отклоняющегося поведения. Общество помещает, таким образом, (совершенно неконтролируемых) индивидов в опциональную схему. Оно допускает как свободу то, что, в любом случае, не может изменить – и коммуникация о «да» и «нет», о подчиняющемся и неподчиняющемся поведении может быть продолжена именно в такой остро схематизированной форме, несмотря на решение индивида. Здесь мы опознаем крайне неправдоподобные, с точки зрения эволюции, высоко избирательные договоренности: разделение и соединение систем свободы и порядка.

Свобода и порядок – они были терминами проблемы (или «переменными») последнего убедительного концепта рациональности, порожденного Европой. Либеральное кредо можно сформулировать в форме, близкой к Лейбницу: максимально возможное количество свободы с минимально необходимым порядком. С тех пор наблюдаются лишь продукты дезинтеграции: в форме различения нескольких концептов рациональности, без определения рациональности как таковой (Вебер, Хабермас) или же в форме различения между рациональностью и иррациональностью, – что утверждает обе стороны различения, но, опять же, без определения того, какова природа утверждения этого различения; иными словами – что определяется его формой. Этому соответствует исчезновение концепта разума: качество живого человеческого существа стало лишь приблизительно достижимым – в буквальном смысле – утопическим идеалом.

Не сразу становится очевидным, может ли системно-теоретический концепт общества помочь нам избежать дилеммы свободы и порядка. В любом случае, нет пути назад к старому европейскому континууму бытия и мысли или природы и действия, посредством чего рациональность находилась точно на конвергенции двух сторон, т. е. мысль по-своему соответствовала бытию, а действие, по-своему, – природе. Все равно мы замечаем в различениях типа бытие /мысль и действие /природа примечательную асимметрию, которая, кажется, скрывает, с точки зрения перспективы настоящего, структуру рациональности. Если мы принимаем, что мысль должна приводить свое собственное бытие в соответствие с бытием и действием в своей собственной природе – с природой, тогда ясно, что различение появляется опять на одной из двух сторон – в мысли или действии. Джордж Спенсер-Браун называет операцию, которая реализует подобную структуру, возвращением (re-entry) формы в форму или возвращением различения в то, что оно различило [Maturana, 1982:143]. Контекст исчислений формы, в которой оно возникает, предполагает, что мы должны думать о разрешении парадокса, а конкретно – о парадоксе использования различения, которое не может различить себя. Как бы ни было, с помощью этой интерпретации старой европейской концептуальности рациональности, мы можем поставить вопрос, должна ли она оставаться привязанной к таким антропологическим (или гуманистическим) концептам, как мысль и действие, и не можем ли мы, по крайней мере, выделить фигуру возвращения.

Подобное возвращение неизбежно не только для систем сознания, но также и для системы общества. Оперативно завершенная дифференциация между системой и средой возвращается в систему как различение между отсылкой к себе (самореференцией) и внешней отсылкой (инореференцией). Коммуникация может возникнуть только если система избегает путаницы между своей собственной операцией и тем, о чем коммуницируется. Сообщение и информация должны различаться и оставаться различными, иначе не возникнет коммуникации. Система оперирует посредством непрерывного воспроизводства различия между отсылкой к самой себе и внешней отсылкой. Это и является ее аутопойезисом. Только это обеспечивает ее оперативное замыкание. Соответственно, сознание непрерывно экстернализирует то, что предполагает в каждой операции его мозг – орган самонаблюдения состояний его организма. Сознание должно в равной степени непрерывно различать самореференцию и инореференцию, чтобы с помощью этого различения заниматься самонаблюдением, разграничивая себя и среду. Именно потому, что оперативные вмешательства в среду невозможны, самонаблюдение посредством этого различения является необходимым условием аутопойезиса системы; и это применимо к обществу в той же степени, что и к сознанию.

Если мы ищем концептуальность, которая заменила бы космологическую рациональность старого мира, то именно с этого нам и следует начать. Однако результат будет оперативно выведен «как он есть» – рациональность, совершенно неидеальная и без возможности нерациональных операций. Это будет рациональность наблюдателя первого порядка. Мы приходим к более требовательной концептуальности только на уровне наблюдения второго порядка. Это предполагает, что система наблюдает себя во время выполнения возвращения. Соответственно, она должна принимать различение – самореференция/инореференция – в качестве своей основы и перенести это различение в свою самореференцию. Она должна всецело осознавать не только то, что дифференциация системы от всего остального мира (который, таким образом, становится средой) завершается путем своих собственных операций и не могла бы возникнуть без этой мюнхгаунзеновской само-деятельности. Она также должна осознавать, что различение между самореференцией и инореференцией, которое, таким образом, стало возможным, – это особое различение, и оно требует своих собственных операций. Самореференция/инореференция повторно вводит различие в то, что она уже различила. Это та разница, посредством которой система обеспечивает свое единство.