Иван Чихарев - Политическая наука № 4 / 2012 г. Мировая политическая динамика

Рассмотрение этого измерения дает предварительный ответ на вопрос, какой же ресурс является ключевым при сопоставлении силовых возможностей субъектов международных отношений. Таковыми оказываются не физические силовые возможности или материальные резервы, а способность их мобилизовать с помощью так называемых форс-идей, привлекательных политических проектов, в которые могут быть инвестированы и военный потенциал, и экономические активы, и человеческий капитал. Информационно-интеллектуальный или рефлексивный ресурс является ключевым при формировании коалиций и обеспечении их успеха.

В целях концептуальной ясности мы можем трактовать применительно к политической динамике массу как ресурсы, которые субъект может мобилизовать на мировой арене, а силу – как «умную власть», т.е. мобилизующий потенциал политического проекта.

Термин «smart power» в последние годы получил довольно широкое распространение в международно-политическом дискурсе – как в научно-экспертных, так и в политико-дипломатических кругах. Чаще всего он воспринимается как слоган обновленной внешней политики администрации Б. Обамы. Даже если проанализировать smart power только в этом качестве, можно лучше понять логику модифицирующейся внешнеполитической стратегии США. Однако его фактическое влияние на позиционирование США в современном мире, а также наличие сходных мотивов в интеллектуально-политических исканиях других крупных международных игроков – КНР, ЕС, России – позволяют говорить о фундаментальном значении этого концепта как отражения трансформации властных отношений в современной мировой политике [Столетов, 2009].

Любой однозначный русскоязычный перевод изначально ограничивает смысл термина smart power и стоящих за ним мирополитических феноменов. Для американского понимания smart power более подходит вариант «разумная сила», т.е. стратегия мирополитического влияния, предусматривающая применение силы «с умом». Собственно, этот смысл (взвешенное сочетание hard power и soft power ) и был заложен в основу концепта Дж. Наем, предложившим smart power в качестве перспективного принципа политики США после выборов нового президента [CSIS Commission on Smart Power, 2007].

Для Европейского союза, не столь богатого «жесткими» ресурсами влияния, актуальнее перевод «собранная, скоординированная» сила (такой перевод прилагательного smart лингвистически возможен). Единой Европе после принятия Договора о реформе именно этот смысл обретаемой целостности, кумуляции международного влияния ЕС кажется наиболее перспективным [см., например: Rehn, 2008].

Китайской мирополитической стратегии более органична интерпретация «мудрая сила», отражающая сдержанность китайской дипломатии, конфуцианские корни стратегической культуры КНР, а также надежду на обретение социальной и международной гармонии путем реализации «научной концепции развития».

«Умная политика» в российском понимании, если следовать официальной расшифровке, – это, скорее, «трезвая, рациональная, адекватная политика» (освобождающаяся от мифов, стереотипов и идеологем, а также «разброда и шатаний» первого десятилетия «самостоятельной» внешней политики).

Для других государств, которых нельзя отнести к категории мировых держав, например небольших европейских политий, «умная сила» – это синоним эффективности как оптимального соотношения ограниченных ресурсов влияния и дипломатического успеха, а также инновационности, экологичности, энергоэффективности – «ловкая, талантливая политика». Примечательно, что в последнем случае, как и в российском, речь не идет о силе, а скорее о стратегии (политике) ее кумуляции.

То, что smart power выступает подобного рода «зонтичным» понятием для столь разных смыслов, и является причиной его возрастающей популярности. По сути, оно выступает синонимом «правильной, эффективной политики». В этом отношении smart power функционирует как весьма удобный политическим лидерам разных государств всеохватный (catch-all) лозунг. Не случайно, что Дж. Най с коллегами ввели этот термин именно в контексте предвыборных американских дискуссий – и он оказался достаточно убедительным и для реалистов-неоконсерваторов, и для либералов-демократов. А в конечном счете – выигрышным для Обамы и его администрации, предложившим самое приемлемое для избирателя сочетание hard и soft . Если взглянуть на концепцию Ная внимательнее, можно обнаружить связь термина smart power с так называемым «контекстуальным интеллектом». Последний рассматривается авторитетным исследователем лидерства в мировой политике как ключевое свойство успешного политического лидера, способного постоянно оставаться на гребне волны, изучать и чувствовать политическую ситуацию [Nye, 2008, p. 86–91]. Поэтому термин генетически конъюнктурен.

Если трактовать конъюнктуру не просто как текущее изменение международной обстановки, а как проявление базовых мирополитических трендов, то время появления концепта smart power – это период крайней делегитимации американского мирового лидерства. В результате как в центре однополярного мира, так и в других центрах международного влияния появляются концепции обновления миропорядка и моделей лидерства в мировой политике.

Термин smart power введен Джозефом Наем в 2003 г. и означает оптимальное сочетание soft и hard power, «мягкой» и «жесткой» власти во внешней политике государства. Понимая под властью способность влиять на поведение других, чтобы добиваться желаемых результатов, Най выделяет три пути ее осуществления: принуждение, подкуп и привлекательность. Два первых подпадают под понятие жесткой мощи, тогда как привлекательность (притягательность культуры, ценностей и легитимность политики государства) – способ осуществления мягкой власти. Вводя термин smart power , Дж. Най указывал на недостаточность использования одного из этих двух базовых ресурсов отдельно от другого. Причем гарвардский профессор изначально акцентировал неэффективность одной лишь мягкой власти для противостояния вызовам и угрозам начала 2000-х годов. В дальнейшем речь, напротив, зашла о необходимости смягчения линии Дж. Буша-младшего на «войну с террором», которая в 2003 г., после начала операции в Ираке, стала приводить к серьезным военным потерям, экономическим убыткам и репутационным издержкам для Соединенных Штатов.

В 2006 г. американской фабрикой мысли под названием Центр стратегических и международных исследований была создана двухпартийная комиссия по smart power , которую возглавили бывший заместитель Госсекретаря США (2001–2005) Ричард Армитидж и Дж. Най. Отчет комиссии, опубликованный в 2007 г., содержал набор рекомендаций относительно того, каким образом следующий президент США, вне зависимости от партийной принадлежности, сможет реализовать стратегию smart power .