Максим Рохмистров - Введение в социологическую теорию предпринимательства

В действительности же прибыль капиталиста и предпринимателя составляет законно принадлежащее им вознаграждение за их участие в производстве (каким образом – это уже другой вопрос, который требует весьма пространного объяснения), а вовсе не излишек, отбираемый у рабочего.

Заработная плата есть вознаграждение работника за его труд. И при существующем экономическом способе производства (об особенностях, которого К. Маркс не уставал пространно рассуждать в каждом из четырех томов «Капитала», хотя очень коротко, ясно и, главное, предметно сказал об этом уже в «Манифесте Коммунистической партии»), основанном в отличие от феодального экономического уклада на свободе, эта плата определяется рыночной ценой работы и устанавливается договором между нанимателем и нанимаемым. Понять это нашим старым марксоведам весьма не просто, так как в России до сих пор рынка труда не существует, а договора не являются единственным правовым документом. Всё учение Маркса, которого выдают за великого экономиста, зиждется на этом софизме [34] См.: Чичерин Б. Указ. соч. – С. 68–69. .

Как видим, еще задолго до обращения российских марксистов к «научному социализму» К. Маркса Б. Чичерин «отслужил» по нему «реквием». В Европе это сделали другие, среди которых отметим упоминавшегося Е. Бём-Баверка, книга которого была издана в России задолго до Октябрьской революции 1917 года [35] Бём-Баверк Е. Критика теории Маркса. – М.: Московский рабочий, б.г.; Челябинск: Социум, 2002. .

Теория прибавочной стоимости, – отмечал М. Блауг, – составляет лейтмотив марксистской политической экономии. Но то, как Маркс объясняет свою теорию, свидетельствует о том, что он просто поставил перед собой неразрешимую задачу. Во всех томах «Капитала», – утверждает Блауг, – нет ничего такого, что заставило бы нас поверить, будто любой рабочий с одной и той же квалификацией создает одинаковую сумму прибавочной ценности независимо от того, с каким оборудованием он работает или какого рода продукцию он производит. А если мы отказываемся от предложения относительно одинаковой нормы прибавочной ценности по всем сферам занятости, всё здание, возведенное Марксом, рушится до основания.

А если мы отказываемся от упомянутого, что остается тогда от марксистской политической экономии? «Всё, что остается, по-моему, – заключает М. Блауг свой критический анализ «Капитала» Маркса, – это «образ» или представление экономики как панорамы «величественных движущих сил», относящихся к долговременной эволюции экономических систем, – именно это и еще тьма бессвязных, но, тем не менее, замечательных примеров проникновения в природу технического прогресса, экономических циклов и феномена безработицы. Что же касается теории социализма, нам придется искать ее где-либо в другом месте» [36] Блауг М. Указ. соч. – С. 265. .

Вряд ли имеет смысл искать «эту теорию» у первых российских сторонников К. Маркса: Н.И. Зибера (1844–1888), Г.В. Плеханова (1856–1918), П.Б. Струве (1870–1944), М.И. Туган-Барановского (1865–1919), С.Н. Булгакова (1871–1944) и др. Все они, как и В.И. Ленин, были сторонниками идеи воплощения марксизма в жизнь России, лишь стремясь приспособить его к российским условиям.

Секрет и экономического, и социального успеха рынка прежде всего в том, что здесь каждый человек, действуя на свой страх и риск в получении дохода, имеет в виду скорее потребности других, чем свои собственные. Особенно это правило свойственно предпринимателям. «В предпринимательстве, – утверждал Л. Мизес (1881–1973), – человек нуждается в окружении граждан. Каждый сам по себе есть цель и средство: последняя цель для себя и средство для других в попытках достичь собственных целей. Рынок в отличие от любой принудительной плановой системы, в которой превалирует субъективизм участников действия этой системы, направляет активность людей в такое русло, где они лучше всего соответствуют потребностям окружающих. Почему? Потому, что именно рыночный процесс есть адаптация индивидуальных поступков к требованиям взаимной кооперации. А его главный концептуальный инструмент – экономический расчет – диктует капиталистам, предпринимателям, фермерам, что следует производить и в каком количестве. Их основная цель – продать свою продукцию, а не просто произвести в каком-то количестве, как это было на советских предприятиях. Если потребители не покупают произведенный товар, они тем самым “выносят смертный приговор” бизнесу владельца средств производства. Естественно, пострадают и менеджеры, и работники» [37] Мизес Л. Индивидуальный рынок и правовое государство. – СПб.: Пневма, 1999. – С. 74. .

Вот и получается, что в конечном итоге определяют курс деятельности капиталистов и предпринимателей потребители. Они и являются действительными хозяевами в системе рыночной экономики. Из этого нужно исходить, когда мы говорим о предпринимателе, будь он владельцем средств производства, банкиром или менеджером. В отличие от советского директора завода, например, предприниматель сегодня, погружен в неопределенные условия будущего. Его задача состоит не в том, чтобы выполнить план, спущенный сверху, а в правильном предвидении будущих событий. И если директору за невыполнение плана дадут выговор, то предприниматель, если он ошибся в прогнозе текущих событий, обречен. «Единственный источник прибыли предпринимателя, – утверждал Мизес, – его способность лучше других просчитывать потребительский спрос в перспективе… Прибыль и убытки суть инструменты, посредством которых потребители господствуют на рынке» '.

Только поняв всё вышесказанное, можно трезво рассуждать и о едином налоге на ренту и, самое главное, о налоге на сверхприбыль. Сама суть этого налога сводится к определенному налоговым законодательством количеству капитала, изымаемого с той части чистой прибыли, которая признана сверхприбылью, поскольку существенно превышает прибыль за предшествующий период.

И вместо того, чтобы благодарить предпринимателя за успешную работу – чем больше будет эта сверхприбыль, тем больше получит государство (что вряд ли кто может оспорить), – эту сверхприбыль, просто говоря, штрафуют. Государство, наказывая предпринимателя, наказывает в нашем случае эффективную адаптацию к изменению экономических условий. По сути дела, государство атакует прибыль – главный итог производственной деятельности, то, что позволяет улучшить материальное положение не только предпринимателя, но и всего населения. Из-за проявления старых, навеянных общинной практикой и социалистическим уравнительным нравоучением, чиновники (а государство – феномен не обезличенный его конкретную политику формируют индивиды, а не «хор политиков») наказывают самых эффективных предпринимателей. Более того, этот налог «способствует замораживанию рыночных структур и предпринимательских позиций в сложившемся состоянии, что со временем всё более разрушительно действует на экономику. Нет и не может быть экономических оправданий попыткам заморозить сложившееся состояние рынка. «Чем выше темп экономических изменений, тем важнее не облагать налогом сверхприбыль», – подчеркивает один [38] Мизес Л. Индивидуальный рынок и правовое государство. – СПб.: Пневма, 1999. – С. 74. из ярких противников вмешательства государства в экономику Мюррей Ротбард, идеи которого породили целую волну приватизации в США в 1980-х годах. «В противном случае, – предостерегает он, – то, что для нас в современный период новой России представляется весьма важным, – возможности приспособления к новым условиям – окажутся недостаточными как раз тогда, когда требуется быстрая адаптация. Трудно найти столь же неопределенный налог, как этот» [39] Ротабард М. Власть и рынок. Государство и экономика. – Челябинск, 2003. – С. 160. .