Виктор Шнирельман - «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма
- Название:«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент НЛО
- Год:2014
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4448-0342-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Виктор Шнирельман - «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма краткое содержание
«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Среди получателей этих грантов был и британский антрополог Роджер Пирсон, известный тем, что еще в 1958 г. он вместе с бывшим нацистским антропологом Гансом Гюнтером основал Северную лигу, призванную «крепить солидарность тевтонских наций». Во второй половине 1960-х гг. он сотрудничал с американцем Уиллисом Карто, основателем и руководителем антисемитской организации «Лобби за Свободу», а в 1966–1967 гг. выпускал антисемитский журнал «Новый патриот». Уйдя на пенсию в 1978 г., Пирсон активно участвовал в праворадикальной деятельности и поддерживал тесные контакты с американскими неонацистами и расистами. С тех пор он возглавлял Институт изучения человека и издавал журнал «Мэнкайнд квортерли», основанный в 1960 г. британским антропологом-расистом, сторонником южноафриканского режима апартеида Робертом Гейром, и итальянским фашистом Коррадо Джини. В этом журнале, посвященном «расовой истории» и финансировавшемся все тем же Пионерским фондом, публиковалось немало материалов с расистским подтекстом [300].
Последней крупной публикацией, снова настаивавшей на существенных различиях между расами по интеллекту, была книга двух американцев – психолога Ричарда Гернштейна и известного журналиста и консервативного политика Чарльза Мэррея «Кривая нормального распределения», вышедшая в 1994 г. Эта книга вызвала в США бурную реакцию, и некоторые критики назвали ее «событием», отражавшим настроения в обществе, страстно желавшем вернуться к примитивным идеям биологии и расы. Она поражала критиков своей откровенной элитарностью и возвращением к идеям социодарвинизма, требующим урезания социальных программ за ненадобностью. Ведь, как свидетельствовала приводимая авторами статистика, по интеллекту «белые» якобы отставали от «азиатов» (китайцев, японцев, корейцев), но обгоняли афроамериканцев. Доказывая генетические основы интеллекта, Гернштейн пытался жестко связать это с видимыми соматическими чертами и этничностью. В свою очередь, Мэррея беспокоило то, что социальное государство позволяет выживать слабым и тем самым ослабляет общество в целом. При этом у авторов не было согласованности, ибо Мэррей относил к «слабым» и белых бедняков («белый мусор»), а это расходилось с жесткой привязкой идей Гернштейна к «расе» и «этничности». Если Гернштейн считал интеллект основой социального развития, то Мэррей, напротив, нападал на интеллектуалов, видя в них досадную помеху. Вместе с тем авторов связывало общее неприятие либерализма и политики аффирмативных действий. Они также опасались наплыва иммигрантов с «низким интеллектом», что ухудшило бы социальный климат. Для исправления ситуации Мэррей предлагал введение «консервативного мультикультурализма», при котором каждый этнос занимал бы ту социальную нишу, к которой якобы был лучше всего приспособлен. При этом авторы книги подчеркивали, что выражают общественные настроения, и всячески открещивались от расизма [301].
Эта книга подогревала расизм у белых низов, которые выказывали тревогу по поводу роста среднего класса у афроамериканцев и хотели бы, чтобы «черные» вечно находились на дне общества. Поэтому критики назвали эту книгу «манифестом консерватизма» и отмечали ее тенденциозность, односторонность, заданность. Они критиковали нежелание авторов считаться с фактами, противоречившими их концепции, игнорирование исторических данных и манипуляции со статистическими материалами. Они также показывали, что бурные изменения, наблюдавшиеся в общественной жизни в США начиная с 1960-х гг., следует объяснять социальными и культурными факторами, а не «расовой психологией». Так, причину низкого уровня интеллекта у низших слоев общества следовало искать в социальном окружении и недостатках школьной системы, требующей реформы. Кроме того, как отмечали критики, подавление интеллекта вызывается дискриминацией. На удивление, выводя поведение и судьбу человека из уровня его интеллекта, авторы вовсе не брали в расчет женщин, рассматривая их только как машины детопроизводства. Не учитывали они и изменений уровня интеллекта со сменой поколений. Критики напоминали, что по уровню интеллекта афроамериканцы с севера США выгодно отличались от южан, причем не только своих собратьев, но и белых. Потомки иммигрантов из Восточной Европы, которых в 1920-х гг. третировали за «низкий уровень интеллекта», сегодня занимают высокие социальные позиции в американском обществе и не жалуются на нехватку интеллекта. В то же время учащиеся из Восточной Азии имеют лучшую успеваемость, чем белые американцы, так как просто проявляют больше усердия. К расе это никакого отношения не имело, зато говорило о стремительных изменениях в уровне интеллекта при изменении социальных условий. Однако, игнорируя все это, авторы книги предлагали обратиться к методам евгеники. Критики отмечали и сомнительность тех авторитетов, к которым апеллировали авторы, – среди тех выделялись грантополучатели Пионерского фонда и авторы журнала «Мэнкайнд квортерли». Мало того, речь шла о некорректном цитировании, искажении выводов исследователей и манипуляциях с полученными ими данными. Некоторые критики заявляли, что авторы просто дурачат читателей [302].
При этом, как указывал один рецензент, «если факты допускали противоречивые выводы, то авторы убеждали нас поверить в более тревожный сценарий» [303]. Другие обнаруживали, что фактически социальный идеал авторов поразительным образом напоминал феодальное общество с его «органической иерархией», где «каждый знает свое место». Это относилось прежде всего к «расовым группам»: каждая должна была довольствоваться своими успехами в своей собственной социальной или профессиональной нише и не претендовать на что-либо иное. В итоге аристократизм авторов смыкался с правым популизмом [304]. Наконец, еще одна группа критиков отмечала, что авторы пытаются «создать “научную” основу для реакционной политики» и поддерживать у белых чувство превосходства [305].
Рассмотренной дискуссии предшествовала другая, связанная с более частным, но не менее острым вопросом. Речь шла о преступности, и инициатором этой дискуссии стал философ Майкл Левин, доказывавший, что, во-первых, львиная доля преступности в США связана с афроамериканцами, а во-вторых, белые гораздо чаще становятся жертвами чернокожих преступников, чем наоборот. Поэтому он поддерживал дискриминационные меры в отношении чернокожих: белым гражданам следует их опасаться, а правоохранительным органам надлежит особо тщательно следить за их поведением. Он утверждал, что «расовое сознание может снизить вероятность нападения». Иными словами, в преступности обвинялись не отдельные индивиды, а «раса» как категория, которая изначально должна была вызывать у добропорядочных граждан подозрительность. При этом Левин с ходу отметал любые аналогии с нацизмом, утверждая, что, если опасность контактов с афроамериканцами полностью доказана полицейской статистикой, то Гитлер преследовал ни в чем не повинных людей [306]. Левин даже допускал, что «склонность к преступности» у афроамериканцев связана с их генами. По сути, он выступал против лежащего в основе американского общества принципа индивидуализма и доказывал, что о людях следует судить по особенностям тех групп, к которым они принадлежат. Иными словами, он защищал справедливость расхожих расовых стереотипов и предрассудков. Он даже предлагал подумать о дифференциации наказаний за одно и то же преступление для разных категорий людей. Фактически право представителей большинства на безопасность было для него важнее, чем право меньшинства на равное к себе отношение и уважение [307].
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: