Виктор Шнирельман - «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма

Обстановка в современном мире весьма противоречива. С одной стороны, расизм понемногу отступает, принимая все более мягкие формы. Как показывают исследования, общественное мнение легче относится к предоставлению иммигрантам (иным этническим группам) гражданства, чем каких-либо экономических или культурных прав. Особенно консервативной является сфера личной жизни, где иммигранты встречают наибольшее сопротивление [382]. Все же Пол Гилрой с оптимизмом заявляет об отступлении «расологии». Он призывает чернокожее население смотреть не столько в прошлое, сколько в будущее и отказаться от расовой парадигмы во имя «гетерокультурной, постантропологической и космополитической перспективы» [383].

Но с другой стороны, отказавшись от откровенной расистской терминологии, праворадикальные политические партии и движения продолжают хранить верность своим расистским убеждениям. Результатом является отмеченная австрийским антропологом Андре Гингричем парадоксальная ситуация, когда маргинализация концепции расы сочетается в Европе с ростом влияния расистских политических движений (рис. 3). При этом бацилла расизма распространяется и за пределы Европейского континента (Индия, некоторые районы Африки и пр.) [384].

Таким образом, как с сожалением заметила американская исследовательница, школа Боаса выиграла сражение, но проиграла войну [385]. Частично это было связано с тем, что Боас и его ученики видели корень расизма в невежестве и в борьбе с ним делали ставку на образование. Между тем гораздо более важными являются структурные и институциональные факторы, создающие и поддерживающие расизм [386].

В последние годы западные антропологи начинают осознавать свою долю ответственности за формирование расистских представлений и настаивают на том, что настала пора внимательно изучить этот печальный опыт и познакомить с ним студентов, которым следует избегать его повторения [387]. Однако открытым остается вопрос о том, «почему антропологи не смогли донести до дома уроки, усвоенные за рубежом, чтобы решать проблемы внутри Соединенных Штатов» [388].

Многолетний опыт создания расовых классификаций и типологий по внешним соматическим признакам показал, что те решительно не поддаются согласованию на основе какого-либо одного разделяемого всеми специалистами подхода [389]. С течением времени ученые не только не достигали какого-либо согласия, но, напротив, число разнообразных классификаций увеличивалось, а количество выделяемых разными авторами «рас» множилось в геометрической прогрессии. Уже к началу 1930-х гг. число «рас», выделявшихся разными учеными, колебалось от 2 до 150 [390], а сегодня достигает 300 и более [391]. Собравшиеся в Москве летом 1964 г. ведущие специалисты из разных стран, включая видных советских физических антропологов, разработали для ЮНЕСКО документ, в котором говорилось: «Так как географические вариации признаков, используемых в расовых классификациях, сложны и не обнаруживают резких разрывов, то эти классификации, каковы бы они ни были, не могут привести к разделению человечества на строго разграниченные категории» [392]. Позднее специалисты неоднократно демонстрировали отсутствие сколько-нибудь жесткой корреляции между разными соматическими признаками, что разрушило надежды на выделение четких наборов таких признаков, на которые бы могла опираться концепция «расы» [393]. Иными словами, классификация была признана чисто техническим приемом, помогающим в исследованиях, но отнюдь не утверждающим наличия жестких биологических категорий с четко установленными границами.

Даже российские физические антропологи, усматривающие в расах объективную реальность, признают несовпадение классификаций человечества, опирающихся на разные биологические показатели (соматические, серологические, одонтологические, дерматоглифические и пр.) [394]. Правда, А. А. Зубов объясняет, что разные системы признаков свидетельствуют о различных эволюционных этапах истории человечества [395], но именно это и говорит о динамическом характере «расы» и ошибочности видеть в ней застывшую во времени биологическую категорию, как то предполагает «расовая теория». Поэтому многие современные западные биологи и физические антропологи отвергают традиционные расовые классификации, так как те рассматривали фенотип как нечто статичное и неизменное, мало учитывая текущие изменения и процессы адаптации. Вот почему сегодня даже некоторые сторонники расового подхода отказываются от прежних эссенциалистских представлений о расе и подчеркивают, что «акцент в изучении расовой вариативности сдвинулся со статичного, неадаптивного, типологического и компаративистского подхода к эволюционной и генетической перспективе. Сегодня расы или основные географические группировки нашего вида рассматриваются как возникшие в ходе человеческой адаптации под влиянием отбора в разных природных условиях» [396].

Наконец, развитие генетических исследований, показавших, что каждый так называемый «расовый признак» определяется несколькими разными генами, имеющими свои неповторимые ареалы, границы которых не совпадают, создало мощную научную опору для нового подхода и позволило сформулировать радикальный вывод о том, что «рас нет, а есть только клинальная изменчивость» [397]. Правда, клиналистский подход делает акцент лишь на единичных признаках, что неизбежно ведет к определенному редукционизму. Это уже встретило возражения, и сегодня более перспективным американским специалистам видится мультивариативный подход, учитывающий пространственное распределение нескольких полиморфных генетических особенностей. Однако и с этой точки зрения расовые категории видятся чересчур обобщенными, не позволяющими эффективно объяснять биологическое разнообразие человечества [398]. Сегодня, опираясь на огромное количество собранного и проанализированного генетического материала, американские генетики доказывают, что «вероятность того, что человеческая история была связана с генетически относительно гомогенными группами (“расами”), отличающимися по основным биологическим параметрам, не соответствует генетическим данным» [399]. В течение второй половины 1960–1970-х гг. польские антропологи тоже отказались от расовой типологии, долгие годы развивавшейся известным польским антропологом Яном Чекановским [400].

Сегодня российский антрополог В. Е. Дерябин отстаивает идею о дискретности антропологических групп и выступает против концепции клинальной изменчивости [401]. Однако его собственные работы говорят о том, что такие определения, как «дискретность» или «клинальная изменчивость», имеют относительный достаточно субъективный характер. Ведь, доказывая идею дискретности, Дерябин делал акцент на якобы отчетливой границе между северными и южными русскими [402]. Но в другой своей работе он писал о том, что «это разделение не носит резкого характера. Две полярные антропологические зоны соединены целым рядом переходных вариантов, и можно сказать, что при движении с северо-востока на юго-запад черты северных европеоидов постепенно ослабевают, а признаки южных – усиливаются» [403]. То же самое наблюдается там, где русские издавна соседствуют с другими народами.