Виктор Шнирельман - «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма

Изучение частот генов у разных народов показывает, что различия между антропологическими типами касаются лишь второстепенных признаков, которые встречаются в одних группах чаще, чем в других. Поэтому, беря за основу разные генетические маркеры, можно весьма по-разному группировать популяции [423]. Например, по словам А. Жакара, по меланину чернокожее население будет существенно отличаться от всего остального человечества. Но по иммунологической системе HL-A европейцы вместе с чернокожими африканцами будут противостоять азиатам и эскимосам [424]. Иными словами, современные генетики полностью подтверждают вывод, к которому В. В. Бунак пришел еще семьдесят лет назад [425].

Правда, в последние годы в защиту концепции расы выступили ряд специалистов по медицинской генетике, связывающих некоторые наследственные заболевания или иммунитет в отношении некоторых эндемических болезней с территориальными группами (расовыми или этническими) [426]. Однако, как показывают критики, в таких построениях, по-прежнему использующих расовую и этническую терминологию, смешиваются эмные и этные факторы. В результате их авторы неосознанно оперируют наивными народными представлениями о «расе», выдавая их за строгие научные категории. Тем самым индивидуальная наследственность представляется «расовой», против чего когда-то возражал еще Боас. Но выхода из этой сложной ситуации пока что не видно. Если Майкл Бэнтон снова призывает вовсе отказаться от понятия «расы», заменив его «подвидом», то Питер Уэйд, указывая на широкое и неоднозначное использование термина «раса» в общественном дискурсе, полагает, что такая смена терминологии сама по себе не решит проблемы [427]. Тем временем и специалисты по медицинской генетике не могут прийти к согласию относительно критериев выделения групп пациентов: если одни по-прежнему доказывают высокую надежность определения биологических популяций по самоназваниям и самосознанию их представителей [428], то другие подчеркивают не только ошибочность, но и социальную опасность отождествления биологических популяций с социальными/этническими группами [429]и отдают приоритет генетическим маркерам [430].

Многие современные российские антропологи придерживаются консервативного подхода, рассматривающего расу как «объективную реальность». Для них расоведение неразрывно связано, во-первых, с изучением процессов этногенеза, а во-вторых, с преподаванием студентам основ биологической вариативности человечества [431]. Между тем если признать этничность элементом самосознания и учитывать ее плавающий, ситуационный, символический характер, то между ней и соматическими факторами не обнаруживается каких-либо строгих устойчивых связей. С этой точки зрения вариативность антропологического типа и его изменения во времени не имеют прямого отношения к этногенезу. Показательно совершенно справедливое замечание российской исследовательницы: «Недопустима этническая диагностика ископаемого материала, основанная на антропологических данных» [432].

Американские специалисты никогда не занимались и не занимаются этногенезом в советском понимании этого термина, ибо этнические категории в США счастливо избежали политизации, а советской теории этноса там никто никогда не придерживался, и эссенциалистский подход большой популярностью у американских специалистов сегодня не пользуется. Зато раса является там весьма чувствительной политизированной категорией, и поэтому вовсе не случайно там десятилетиями обсуждали ее научную ценность, придя к выводу, что последняя необычайно низка. Разумеется, столь высокий интерес к расе был вызван не только научными, но в значительной мере привходящими вненаучными соображениями. Вместе с тем заключение о малой полезности категории расы для изучения биологической вариативности человечества явилось следствием многочисленных специальных научных исследований и подкреплено весьма серьезными аргументами. Любопытно, что специалисты самого разного профиля (физические антропологи, генетики, психологи) стали сомневаться в полезности концепции расы еще в 1930-х гг. [433]Сегодня и в российской науке можно найти работы, сделанные на основе эволюционного подхода и вовсе не нуждающиеся в категории расы [434].

Что же касается задач преподавания, то демонстрация биологической вариативности вовсе не требует обязательного представления о каких-либо дискретных расовых типах. Ведь такое представление неизбежно ведет к утверждению о строгой корреляции самых разных маркеров (соматических, дерматоглифических, одонтологических, серологических и пр.) и тем самым искажает научную картину, ибо, судя по имеющимся данным, такой корреляции не наблюдается. В то же время сегодня, рассуждая о расах, ученый не может оставаться в рамках чистой биологии именно в силу огромной социальной и политической роли, которую играет расовая парадигма в современном мире. Без учета социальных и политических факторов, оказывающих влияние на представления как властей, так и общественности о расе, любые выступления против расизма обречены на поражение. К сожалению, именно этим пренебрегают те, кто пытается сохранить верность чисто биологическому подходу к расе, ибо в общественном дискурсе понятие «раса» уже давно перешагнуло узкие рамки биологии. Поэтому упреки в «погоне за успехом» и «создании мифов» в адрес тех западных специалистов, которые отрицают концепцию расы, раздающиеся из среды российских антропологов [435], связаны лишь с нежеланием людей, увлеченных биологией, обращать внимание на социальный аспект проблемы. Последнее мешает многим российским антропологам замечать рост расистских настроений в самой России, не говоря уже об успешной борьбе с этим очевидным злом.

Не имеет смысла и разоблачение «мифа о нереальности внутривидового разнообразия человечества» [436], ибо никто из серьезных западных ученых никогда ничего подобного не утверждал. Ведь положение о клинальной изменчивости вовсе не отрицает такого разнообразия. Вопрос заключается лишь в том, во-первых, как это разнообразие понимать, а во-вторых, какую объяснительную силу имеют классификация и таксономия. Беря за основу те или иные морфологические или любые иные признаки либо их комбинации, можно строить самые разные классификации. Видный российский антрополог А. А. Зубов справедливо отмечает, что далеко не любые биологические признаки удовлетворяют целям классификации. Для этого тщательно отбираются особые, «работающие» признаки [437]. Но разные авторы называют «работающими» разные признаки, и поэтому столь различными оказываются создаваемые ими расовые классификации. Отличаются и границы, разделяющие концентрации разных признаков. Например, если форма волос резко изменяется к югу от Сахары (пример, приведенный Зубовым), то изменение цвета кожи показывает здесь (а также в Индии) четкую клинальную изменчивость. То же самое наблюдается и в отношении изменения цвета волос, однако географическое распределение этого признака иное, чем цвета кожи, и у многих белых встречаются темные волосы [438]. Сам Зубов демонстрирует, что даже если брать только разные одонтологические показатели, то можно получить весьма разные представления о сходствах или различиях между большими расами [439].