Макаров Олег - Биржевые миллионы, кто и как заработал их на российском фондовом рынке.

– Вы любите акцентировать в разговорах с молодежью, что трудолюбие важнее таланта. С точки зрения успеха в жизни. Талантливые индивидуумы подчас не слишком успешны во внешнем мире, так как слабы, эгоистичны и самовлюбленны. Фантазера и эгоиста со способностями может подсознательно поглотить идея всемогущества, иллюзия, что он может в жизни все – испробовать десяток профессий, везде преуспеть. И это играет с ним злую шутку – он так ничем всерьез в жизни и не займется – будет хвататься за что-то и тут же бросать, когда наскучило или появились первые трудности. В середине жизни, видя отсутствие достижений, он станет обвинять кого угодно в этой неудаче… Откуда или от кого пришло к Вам убеждение во «всемогуществе трудолюбия» в противовес талантам?

– Разумеется, от людей, с которыми сводила меня жизнь. Хотя, как я уже говорил, в начале девяностых приходилось иметь дело с очень разнообразным «человеческим материалом». Эпоха реформ у нас ведь началась с расцвета «посредничества». Примерно этим же занялся и я в самом начале своей предпринимательской дороги. Как это было тогда? Представьте, к нам, коммерсантам на ниве посреднических и консультационных услуг целыми днями поступали всевозможные проекты. И казались весьма привлекательными: как же, ни за что, ни про что заработать кучу денег! Типичный проект выглядел так: к тебе приходят шесть человек с просьбой найти покупателя на такой-то товар, и пять из них – посредники. Они все каким-то образом нашли друг друга и теперь ходят и внимательно следят, чтобы их посреднические 10% никуда не ушли. Меньше 10% они опускаться не хотели, и поэтому конечная стоимость товара возрастала раза в два, а то и в три. Словом, сделка в результате становилась совершенно бессмысленной. А перейти на непосредственное общение с хозяином этого товара было невозможно. Деловая среда тех лет была совершенно дикой. И я тогда уже тяготился всем этим и вольно или невольно искал такую нишу, где посредничества можно было избежать. Фондовый рынок в этом смысле идеальное место: на торгах между покупателем и продавцом только два профучастника – биржа и брокер.

У нас тогда были в большом ходу разговоры про «лимоны» и «арбузы». Имелся у меня один друг, который «лимоны» даже не рассматривал. А я в свою очередь принципиально с «арбузами» не связывался. Мне было понятно: никто тебе кусок от миллиарда просто так не отдаст. И такие «арбузные» сделки часто превращались в некий «отстрельный» вариант.

От примитивного посредничества я ушел достаточно скоро – получил от знакомого чиновника из СЭВ предложение представлять одну польскую компанию в России. Мне положили 750 долларов зарплаты, и по тем временам это были гигантские деньги. На них я умудрялся снимать офис, нанять людей, платить налоги, и при этом семья жила «в шоколаде». Такие вот в 1991 году были жизненные ценности и стоимости. Помню, поставил себе первый факс и всякий раз был в восторге, вроде индейца-аборигена, когда из него появлялась какая-то бумажка. Правда, связь работала плохо, факсы доходили редко, но тем большим был восторг. Три года я проработал на эту компанию, и надо признать, поляки благодаря мне не обогатились. Они пытались каким-то образом получить доступ к нашему газу. Готовы были давать взятки, налаживать отношения. Но я от таких моментов старался дистанцироваться – не потому что был каким-то святым или не от мира сего… А потому что не верил в долгосрочность таких «взяточных» отношений. Все это выглядело неустойчиво и некрасиво, и мне не хотелось в этом участвовать, поскольку я понимал, что наши чиновники поляков в любой момент кинут – возьмут деньги и кинут: это происходило сплошь и рядом. Мне же не хотелось, чтобы такой вот болезненный инцидент потом как-то связывали со мной. За годы работы с поляками, я все же оброс многочисленными клиентами по консалтингу. И моим любимым клиентом стала одна венгерская компания, занимавшаяся продажей рабочей спецодежды. По тем временам это был совершенно утопический бизнес из страны Утопии. Получил я этого клиента только лишь потому, что честно сказал на первой же встрече: «У вас, господа, ничего не получится, потому что стоимость вашей одежды равняется месячной зарплате рабочего, которому вы хотите ее продать, и который, как вы предполагаете, будет ее носить». Тогда мне эти венгры и сказали: «Вы первый человек в Москве, кто нам вот так откровенно это говорит. И именно поэтому мы хотим быть вашими клиентами». Тогда я начал понимать, что при всем беспределе, который тогда творился, быть честным оказывалось все-таки выгодно.

Помимо того, у меня оставались друзья из посольств стран Латинской Америки, которые в свободное от службы время пытались делать какой-то бизнес и обращались ко мне. На меня, скажем, могли буквально с неба свалиться два самолета ананасов, которые я должен был, как друг и бывший сослуживец, реализовать и поделиться прибылью. Или партия рома, который разливали в бутылки «Пшеничной». Деньги от всей этой коммерции появлялись. Однако мне вся эта деятельность не нравилась, так как постоянно была сопряжена с криминалитетом… Рынок чувствовал себя очень неуверенно. Ведь тогда, в начале девяностых, правоохранители практически самоустранились с поля регулирования отношений между субъектами рынка. И на их место пришли обычные бандиты, которые быстро и эффективно тут же нашу милицию собой заменили. А она лишь пыталась догонять совсем уж отмороженные банды.

В те годы помимо коммерческих проектов я старался участвовать в близких мне по духу общественных формациях. Была, например, такая организация «Круглый стол бизнеса России». Я стал членом президиума, в который входили известные люди: Рубен Варданян, Гусинский, Ходорковский, Кивелиди, руководители больших банков. Помню, на одном из президиумов с критикой «Круглого стола» от имени малого бизнеса выступил Владимир Соловьев, ныне телеведущий. Он тогда был малым бизнесменом. А я оказался первым, кто его поддержал, сказав, что он прав. Хотя он признавался мне, как боялся в тот момент, что его «заклюют». Мы его поддержали, включили в организацию, показав, что можно не боясь критиковать, и это не обязательно приводит к роли отщепенца, гонимого. Тот «Круглый стол» был его первой публичной трибуной. Надо признать, эта общественная организация была для того времени интеллектуальным конгломератом. Нас приглашал к тесному сотрудничеству Ельцин. Но с этой фигурой я не хотел близко работать: мне слишком хорошо было известно, что он лихо «рубит с плеча» – в том числе и в кадровых вопросах, лихо пьет водку. От таких неуправляемых импульсивных людей лучше дистанцироваться – таков всегда был мой принцип. И вокруг Горбачева, и позже вокруг Ельцина крутилось много человеческой «пены» далеко не самого чистого свойства. В силу этого обстоятельства много в действиях этих лидеров было противоречивого, некомпетентного. Но вот в чем состоит интересное наблюдение с позиций нынешних рыночных реалий: и Ельцин, и Горбачев были вынуждены покинуть свои посты, когда цена на нефть падала до критических минимумов. Таким вот образом рынок все расставлял по своим местам. Со временем все же начинался подъем цен на сырье, и наши правители, уже новые, вели себя ровно так, как ведут себя обычные обыватели, у которых «завелись деньжата» – никого не слушают, ничьим мнением не интересуются. Их чиновники в таких обстоятельствах даже и не воруют, а просто делят – кому сколько дать. Когда же денег становится меньше, во власть приходят думающие люди. И такие люди, которые прежде находились в каком-то непонятном политическим лидерам рыночном пространстве, обязательно рано или поздно придут и в нынешнюю власть.