Ана Бландиана - Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

Каждый день, выходя на верхнюю палубу, адмирал провозглашал себя Властителем Вселенной, воплощением мудрости и доброты на земле. Точнее — на море. Вечерами он по-прежнему призывал к себе дона Джордже Виссариона и вопрошал, сверля его взглядом:

— Как ты думаешь, достаточно ли я высокого роста для Правителя Вселенной?

— У вас самый наиподходящий рост для правителя наисправедливейшего из миров, — отвечал помощник, глядя вдаль через иллюминатор.

— А хорошо ли сидит на мне одеяние? Нет ли неподобающих складок?

— Хорошо, ваше сиятельство. Складок нет, ваша светлость.

— Когда я предстану перед обитателями Индий, выразят ли они надлежащий восторг?

— Об этом мы позаботимся заранее, так что им придется не только выразить восторг, но и признать вас своим Губернатором.

— Губернатором вновь созданного на их земле справедливейшего царства, — уточнял адмирал.

— Несомненно, — подтверждал помощник, почтительно пятясь к выходу.

Ночью адмирал спал и не мог слышать разговоров, что вели в кубриках члены экипажа. Джордже Корал, повар, единственный, кто был освобожден от участия в схватках, нашептывал своим измученным товарищам: «Кому из вас суждено погибнуть завтра? Братья гладиаторы, поделитесь со мной этой тайной. Я, конечно, останусь жив… Ну а ты, Флавий, или ты, Овидий? Или вот тот бородач… Все мы — строители нового мира, но потомки будут мучиться в догадках, как ухитрились вы сложить свои светлые головы ради такого несусветного бреда. О да, вы везете в Индии идеалы справедливости и счастья. Посему впредь двадцать четвертого апреля будут праздновать день святого Овидия, а двадцать второго декабря — святого Кондурата. Отлично могу себе представить, как граждане будут класть земные поклоны перед иконами с изображением ваших смиренных рож, украшенных пикантной родинкой на щеке и лавровым венчиком на макушке. Собственно, адмирал и его помощник пользуются вами как простыми табуретками, и вы терпите это, хотя поясницу малость ломит. Как же — ведь вас попирает не костлявая задница убогого нищего, а пышное седалище самого просвещенного в мире монарха…» Тут в повара полетели деревянные сандалии, и он мгновенно исчез, точно брошенный в воду камень.

Уже восемь лет бороздил «Новый Свет» моря и океаны в поисках Индий. Сам адмирал начал терять терпение и велел гладиаторам прекратить любые посторонние занятия и денно и нощно печься о том, чтобы как можно скорее привести корабль в страну, которой ему предстоит править до самой смерти, а может быть, и после нее. Награда, обещанная первому, кто возвестит о приближении долгожданной земли, была удвоена, однако никто ее так и не удостоился. Октавиан Юлия Вениамин по-прежнему дорожил своей привычкой произносить с верхней палубы речи перед толпящимися внизу, согнанными под надзором помощника гладиаторами, только из ежедневных речи эти превратились в еженедельные — по четвергам. В четверг звезды располагались особенно благоприятным для адмирала образом, он бывал в ударе, долго распространялся насчет высоких добродетелей убогих тел и смиренных душ, рассказывал об обществе, которое будет состоять только из таких — совершенных — граждан. А во главе совершеннейшего народа станет наисовершеннейший — он сам.

Вечером помощник являлся с отчетом в каюту адмирала.

— Обращались ли к нам с просьбами на этой неделе? — вопрошал дон Октавиан Юлия Вениамин.

— Никто, ваше сиятельство, — ответствовал первый помощник.

— А есть ли такие, в ком угнездилось черное сомнение относительно нашей светлой цели?

— Всего двое или трое, я взял их на заметку, — говорил помощник. — Ну и еще этот, повар…

— Всех наказать, — приказывал адмирал, — однако повара трогать не следует, иначе он может отравить нас.

— Все будет исполнено в точности, ваша светлость.

— А сколько человек бежало на этой неделе?

— Всего двое, ваша светлость.

— И кто может объяснить — почему? — безразлично бросал адмирал.

— Я непременно выясню, ваша светлость.

— Это я слышу уже не первую неделю…

Адмирал и сам попытался выяснить, почему гладиаторы один за другим стали сбегать с корабля. Началось это примерно с того времени, когда он решил произносить свои речи еще реже — раз в месяц. Вот на этих-то ежемесячных собраниях и стало явственно видно, что слушателей раз от раза становится все меньше и меньше. Поздно ночью, когда бессонница выгнала адмирала на палубу, он и сам стал как-то невольным свидетелем побега двух гладиаторов, к которым, кстати сказать, он особо благоволил, с помощью товарищей спустили они на воду спасательную шлюпку и растворились в ночи, ничуть не смущаясь надвигавшейся бурей. Что могли они обрести в море? Неужели им там лучше, чем на Корабле? — эти вопросы мучили адмирала всю ночь, и лишь на заре он наконец уснул. Каждую ночь рыскал он теперь по палубе, пытаясь застичь беглецов. Об одном хотел он спросить своих гладиаторов: почему они бегут? Просто спросить: «Почему?» Однажды ему удалось подслушать такой разговор: «Нас непременно схватят. — А в какую сторону плыть-то? — На север. — Мы утонем. — Надо грести поосторожнее. — С голоду перемрем, лучше уж остаться. — У меня там друзья, они ждут нас. — Но ведь поблизости нет земли. — Я знаю остров в этих краях. — Мы утонем. — Заткнись, здесь, кажется, кто-то есть…» После этих слов темная как смола ночь стала совершенно безмолвной. Адмиралу пришлось вернуться в свою каюту ни с чем.

Обещания помощника выяснить этот вопрос ни к чему не привели, его бестолковые сообщения только усугубили туман и неразбериху. За месяц с «Нового Света» сбежало еще шесть гладиаторов. Наконец адмирал решился пренебречь принципами и вызвал к себе в рубку гладиатора Аркадия Рандольфо. Аркадий Рандольфо, боцман, начальник игр и секретарь корабля, жил в просторной отдельной каюте в шесть иллюминаторов, работал за столом орехового дерева и спал на огромной кровати, на простынях с кружевами. Перед адмиралом этот человек всегда стоял с видом самым решительным, держа наготове записную книжечку, которую прятал обычно за обшлаг рукава.

— Ты весьма неглуп, — обратился к нему адмирал, — и лишь прискорбное стечение обстоятельств, по которому твои родители попали в рабство, помешало тебе стать свободным гражданином. Ты сделался гладиатором, а это, несомненно, лучше рабства. На Корабле нашем, благодаря оказанному тебе доверию и моей поддержке, ты стал вторым человеком после первого помощника. Ты знаешь, как живут на моем Корабле, стремящемся в Индии. По прибытии я сделаю тебя своим личным секретарем. Сейчас, однако, хочу услышать, веришь ли ты, что нам суждено достичь долгожданного берега.

— Верю, — сказал Аркадий Рандольфо.