Хосе Гарсия Вилья - Во имя жизни

Жители Сарате не знали, по какому поводу устроено торжество. Развевались флаги, играл оркестр, стол был уставлен угощениями, от одного вида которых текли слюнки. Взоры собравшихся были устремлены на гордых победителей. Крестьяне, у которых сердце разрывалось от горя, были не к месту на этом торжестве. Посреди площади стоял солдат и шестом, увенчанным отрубленной головой, приветствовал пришедших на праздник.

Дон Амбросио произнес перед собравшимися речь. В этой столь же пышной, сколь и путаной речи он заявил, что филиппинцы ведут себя нечестно по отношению к американцам, и указал на голову моего отца, выставленную, как жупел, в центре площади. Он расписал, какие радости ждут филиппинцев, чью судьбу отныне будут решать американцы. А чтобы еще больше утвердить нашу веру в счастливое будущее Филиппин, рассказал о создании федеральной партии, которая будет защищать наше право стать частью Соединенных Штатов.

Я был тогда совсем ребенком и поэтому ничего не понял из того, что говорили и что случилось в тот день, но я хорошо помню, как пыталась бороться моя мать. Когда дон Амбросио Вентура перечислял блага, которые получат Филиппины от присоединения к Соединенным Штатам, моя мать вдруг выскочила на середину площади, оставив меня одного. Я посмотрел на дона Вентуру и громко заплакал. Между тем мать изо всех сил ударила по шесту, на который была надета голова отца. Когда шест упал, она с криком схватила голову, вокруг которой уже роились жадные мухи, и устремилась, как раненая лань, к церкви. Люди на площади начали креститься. Они поняли, что мать хочет спрятать хоть какую-то часть тела отца в святом месте и похоронить ее по-христиански.

Чиновники муниципалитета заволновались, американцы пришли в ярость. Глаза дона Амбросио Вентуры метали громы и молнии. Он закричал, приказывая остановить мать, пока она не успела скрыться в церкви. Два солдата кинулись за обезумевшей матерью и схватили ее перед самым кладбищем, рядом с церковью. Голова отца покатилась по улице. Его угнетали всю жизнь, и даже мертвого лишили упокоения.

Я был вне себя от горя. В сердце осталась рана, которая никогда не заживет. Мать сразу же посадили в тюрьму, а меня на несколько дней приютил дядя. Затем, как говорят, по просьбе моей матери, я был отправлен сюда, в Манилу, в дом моего двоюродного дяди Сальвадора Макато.

С тех пор я и живу с ним. Он уже совсем старенький, наполовину слепой. Дядя усыновил меня, обо всем рассказал, все объяснил. Женился он уже старым, детей своих у него не было, и он относился ко мне как к родному сыну. Дядя наполнил смыслом мою жизнь, стал моей совестью.

Мне было тринадцать лет, когда он поведал мне о смерти моей матери. По рассказам людей, к тому времени, когда ее выпустили из тюрьмы, она совсем потеряла рассудок. Мать бродила с мешком по дороге от Ликау к Сарате и собирала в него ветки и камни: она думала, что собирает части тела моего отца. Однажды вечером во время сильной грозы мать увидела призрак отца. Он велел ей идти туда, куда дует ветер, и она долго шла, пока не взобралась на вершину холма. Твердо веря, что непременно соединится с отцом, она обняла его призрак и шагнула в пропасть.

Дядюшка Сальвадор был очень добр ко мне, и это скрашивало мое сиротство. Совсем молодым он уехал из Ликау, чтобы попытать счастья в Маниле. В Бинондо дядя обучился ремеслу часовщика. Когда филиппинцы начали борьбу против испанского владычества, он тайно примкнул к Катипунану 49 49 Катипунан — тайная патриотическая антииспанская организация на Филиппинах в 1892—1897 гг. , был среди филиппинцев, окруживших Манилу в последние дни власти испанцев на архипелаге. Потом стал одним из «стрелков смерти», филиппинских снайперов, которых боялись и испанцы и американцы. А когда Америка отказалась от своего обещания дать нам свободу, дядя Сальвадор присоединился к сражавшимся в Санта-Ане, Марикине и других районах Булакана. В битве при Тульяхане он был ранен в правую ногу осколком снаряда. Американцы схватили его и заключили в один из лагерей для пленных партизан. Потом Первая республика капитулировала, американцы отпустили дядю домой, и он стал скромным манильским часовщиком. Копаться в механизме часов, говорит дядюшка, чрезвычайно интересно, потому что время — ангел нашей истории. Вновь и вновь он повторял мне, что надежды, зародившиеся у него в те давние времена, живы. Он верит, что человек не может сформироваться без борьбы.

История нашей страны — не устает он напоминать — это история бесконечных предательств, а мой отец, мать и сама наша революция — жертвы длинной их череды. И одним из подтверждений торжества этих предательств является «героизм» дона Амбросио Вентуры.

Дон Амбросио Вентура, объяснял мне дядя, использовал революцию, чтобы прославить самого себя. Богатейший представитель знати, он владел домами в Маниле, в Таябасе и даже в далеких Испании и Мексике. Поняв, что власти испанцев приходит конец, он вошел в революционное правительство, а затем в правительство Первой республики, он стал членом кабинета министров. Свои «подвиги» он начал с «деятельности» в финансовой хунте. Только она имела право собирать налоги и снабжать революцию деньгами. Что же придумал дон Вентура? Он призвал богачей Манилы и отдал в их распоряжение все деньги, потому что якобы только люди, получившие образование за границей, могли ведать финансами. План дона Амбросио Вентуры и других богачей был ясен. Создав собственный банк, финансовая хунта взяла под контроль деятельность правительства. Во время революции Республика слишком доверяла им, а они стремились лишь к тому, чтобы после поражения испанцев захватить власть в стране в свои руки.

Но их замыслы были раскрыты. Когда репутация дона Амбросио Вентуры упала в глазах революции, он попросил отправить его в Гонконг: там якобы он мог выполнять свои функции министра иностранных дел более эффективно. Американские завоеватели сменили испанцев на Филиппинах, а дон Амбросио Вентура отсиживался в Гонконге и там «служил родине». Он вернулся только тогда, когда узнал, что революционные войска терпят от американцев одно поражение за другим.

Дон Вентура вернулся не для того, чтобы помочь революции, а для того, чтобы выйти из правительства Первой республики, он отказался от поста в кабинете министров и сговорился с американцами. Он уже тогда был уверен в их победе, а потом, после поражения революционных войск в решающей битве на Поло, это стало очевидно всем. Дым войны постепенно рассеивался, в стране стали устраивать праздники. Еще не были похоронены убитые, еще не затянулись раны, а оркестры уже играли, началась работа в муниципалитетах. В то время когда американцы сгоняли в лагеря филиппинцев, захваченных в плен, на трибуне появлялся дон Вентура и, заботясь о своей политической карьере, произносил с трибун речи перед побежденными согражданами. Он призывал людей поклясться в верности американцам — чужеземцам, которые, по его словам, должны избавить филиппинский народ от невежества и принести ему прогресс и процветание двадцатого века. Он говорил, что с испанцами покончено, а филиппинцы пока еще не готовы к независимости.