Мартти Ларни - Современная финская новелла

— Господи, — спохватилась вдруг Ауне, — да ведь этот человек во дворе!

Хилма перепугалась, увидев на пороге мужчину. На нем были не по росту большие — небось краденые — подвязанные веревкой брюки и холщовый плащ. При виде незнакомца Хилму охватила непреодолимая неприязнь к нему. Она не сказала даже обычного «добрый вечер».

Мужчина тоже молчал, хмуро оглядывая избу, будто желая убедиться, что больше никого здесь нет. «Такой и убить может», — мелькнула мысль у Хилмы. Прилипший к плащу снег начал таять. Мужчина снял шапку, обнажив густые длинные волосы. Только теперь Хилма разглядела в госте молодого парня, почти мальчика.

Хилма отправилась в погреб за едой. Когда она вернулась, парень сидел на лавке за столом, уставившись перед собой. Хилма подала ему полкраюхи хлеба, бидон с молоком и кусок сала. Масло она пожалела — нелегко было отказываться от последнего, сбереженного для себя. Когда парень разделся, по избе поплыл терпкий запах пота.

Хилма налила в таз воды, достала из шкафа белье Ээту и положила его на скамью перед парнем. Тот что-то буркнул и схватил хлеб. Некоторое время он ел жадно, не выпуская кусок, но вдруг глубоко вздохнул и начал медленно откусывать маленькие порции. Не поднимая глаз от стола, парень чесал то грудь, то затылок. Наверно, вши. Вши и блохи. Грязный весь!

Когда парень умылся, поел, надел сухое белье, Хилма указала из окна на сарай. Парень ушел. Хилма видела темную тень на снегу, затем схватила одеяло и бросилась вдогонку. Вернувшись в избу, выглянула из окна — парня во дворе не было. Спит, наверно, уже на сеновале.

Хилма вспомнила слова Ээту, сказанные на прощанье — тогда она не очень-то поняла, о чем говорит муж: «Не всяк бандит, кто постучит в дверь. Кому-то, может быть, помощь нужна». Вот таких, как этот парень, имел в виду Ээту. Даже если он коммунист, что из этого. И Сантери коммунист, и Ауне, должно быть…

Ауне снова начала всхлипывать. Хилма собрала оставленные парнем на скамейке вещи и сунула их в печь. В угасших углях уже не было жара, и Хилма подожгла сухую бересту. Отблески пламени подрагивали, освещая похудевшую фигуру и тусклые волосы Ауне. Хилма глядела на поникшую голову подруги — в душе ее росло злорадство от того, что Ауне теперь стала как все, что несладко ей. Ауне на миг забыла ораву голодных детишек, вечную борьбу за кусок хлеба, в которой она обычно оказывалась в проигрыше — бедность одолевала ее. Так же звонко, как некогда хохотала она сама, посмеялась над нею теперь жизнь, отомстив сполна. И как же плохо было ей сейчас!

В утренних сумерках Хилма уловила звон бубенцов. Выглянув в окно, увидела въезжавшие во двор сани. Накинув жакет, спустилась вниз отворить дверь. Приезжих было трое — господа, по виду даже офицеры. Их нетрудно было признать по знакам отличия, в петлицах и на погонах. И осанка не солдатская — у солдата даже по стойке «смирно» спина горбится.

Господа пояснили, что направляются на север и желали бы выпить кофе, передохнуть, накормить лошадь. Заплатят деньгами или, если хозяйка пожелает, продуктами. Хилма не сказала ни да, ни нет. Ее охватил страх — сильнее, чем ночью, когда она укрыла беглеца в сарае. Глянув на пристегнутое к поясу оружие, Хилма пришла в сильное смятение — пропуская гостей в избу, сделала перед каждым из них реверанс.

Одеваясь в своей комнате, она прислушивалась к шагам в избе: небось уже шарят, может, дверцу печи приоткрыли и обнаружили остатки несгоревшей одежды. Хилма посетовала на свою леность — встать бы пораньше, все равно не спалось после ухода Ауне. Сварила бы кофе. Господа бы теперь не задерживались, да и опасность миновала бы.

Мужчины сидели рядком на скамье. Один из них время от времени поглядывал во двор — окно выходило прямо на сарай. Лишь бы не вышел беглец и не побежал в сторону леса. Догонят, застрелят. А тогда и Хилме конец.

— В доме найдется сено? — спросил один, выглядывая во двор. Хилма замерла на месте.

— Да, конечно, я дам сена, — ответила она. — Схожу в сарай.

Мужчина поблагодарил. Хилма в мыслях воздавала славу лености господ, не утруждавших себя заботами. Слава богу, не сам пошел.

Мужчины следили за движениями Хилмы, переговариваясь о морозе и еще о чем-то. Хилму это успокоило — она поверила, что они действительно едут на север и ничего не знают о Сантери. И только однажды от сказанного кем-то из них дрогнула рука Хилмы и выплеснула из ковша воду.

— В ваших местах беглецы часто появляются? — спросил человек как бы между прочим, словно читая мысли Хилмы.

— Я имею в виду дезертиров, — пояснил человек, и Хилма почувствовала, как все трое испытующе уставились на нее. Хилма пригнулась, откинула дверцу плиты, начала раздувать огонь, хотя он уже разгорелся.

— Остыла, вот и горит плохо, — произнесла громким голосом Хилма. И только потом ответила:

— Дезертиров-то? Кто их знает.

И снова начала дуть. Будто вспомнив, добавила:

— Говорят, какой-то чужак проходил. Недели две тому назад.

Осмелев, Хилма продолжала, оживленно размахивая руками:

— Вон там, околицей прошел.

Ей стало смешно, когда мужчины завертели головами в разные стороны. Только теперь Хилма поймала себя на том, что солгала. Она лжет? Не к добру это. У нее никогда раньше не было причины лгать — да и умения тоже. Зачем же ей теперь лгать? Может, лучше рассказать всю правду — там в сарае беглец, — идите, берите? Но, взглянув на холеные лица и твердые подбородки своих гостей, Хилма подумала, какая участь ждет вчерашнего парня. Жалость, как теплая струя, разлилась по всему телу. Жалость к преступнику, нарушившему присягу.

— А больше незнакомцев не видели, — спокойно произнесла Хилма и с силой захлопнула дверцу плиты. Она ведь говорила истинную правду — какой же незнакомец тот парень, если он друг Сантери? Хилма боялась поглядеть в сторону офицеров — а вдруг они ее насквозь видят? Верят ли сказанному? Может быть. А если не верят, это их забота. Однако спрашивать перестали.

Усадив мужчин за стол, Хилма отправилась в сарай за сеном — нельзя было больше откладывать. Не дай она лошади сена сейчас, пока мужчины пьют кофе, как знать, сами пойдут рыскать.

Коровы встретили приход хозяйки мычанием. Она вдруг вспомнила, что забыла вечером принести из сарая сена. Было много хлопот, да и устала. Вот и аукнулось. Хилма сгребла у коров сено, получилась целая охапка. Проходя мимо, успокаивала их: «Погодите, и вы получите, только вот господ отправлю. А это — господской лошади, своей буренке после». Приговаривая, Хилма так рассердилась на военных и их лошадь — аж затылок зачесался.

К приходу Хилмы мужчины уже выпили кофе. Она хотела было проститься с ними, но гости не собирались уезжать. Напротив, они снимали мундиры и все трое укладывались на скамьях. Что тут скажешь? Оставалось лишь глядеть. Таким скажи — неизвестно как поймут.