Акилино Рибейро - Современная португальская новелла

В столовой шел оживленный разговор. Его восьмеро гостей уже лакомились дымящимся кофе с земляничной водкой и свежим сливочным сыром, горячими маисовыми лепешками с маслом и ржаным хлебом с медом. Перекрывая весь этот галдеж, раздался голос старого Доки, появившегося в дверях, чтоб напомнить, что уже пробило шесть. Все вскочили на ноги. Загонщики уже раньше увели собак, и поэтому охотникам казалось, словно им не хватает чего-то. Все собрались во дворе, где слуги с фонарями отбрасывали по стенам бесформенные тени с длинными стволами ружей и в тяжелых сапожищах, похожие на каких-то зловещих чудищ.

Группа спустилась по каменистым уличкам поселка, или, вернее, кучки построек из черного камня, служащих загонами для людей, овец, волов и свиней.

На берегу реки партия охотников разделилась, и Антонио Роке вместе с Докой отправился в ущелье Саншиньос. Была намечена линия стрелков. Все номера должны быть заняты. Оклад тянулся теперь по нагорью на несколько километров, и в нем участвовало около ста опытных охотников. Загонщики, вооруженные дубинами, должны были начать в семь часов — а в январе это еще ночь — гнать зверя из долин Ково и Мостейриньо. При них была огромная собачья свора, и представлялось просто невозможным, чтобы хоть один закуток остался необнюханным и хоть один кустик необшаренным. Они двигались тесным строем, медленно, прокладывая себе путь сквозь спутанный кустарник и лесную чащобу.

Охотники стояли, сжимая в руках ружья, на номерах по намеченной линии. Группами по двое или по трое, рассеянные по чаще, в намеченных точках или на лесной опушке, они, затаив дыханье, ждали, прислушиваясь к каждому звуку и вглядываясь в каждое дерево. Антонио Роке выбрал самое неудачное место — узкую, изрезанную оврагами долину, из которой трудно увидеть цель. Но они с Докой слыли лучшими стрелками на сто миль вокруг. Поместившись за десять шагов друг от друга, они замерли, недвижные, словно камни. Порой случайный зайчонок выскакивал невзначай на просеку, навострив уши и нюхая дрожащими ноздрями потревоженный воздух. Внезапно тишину нарушил выстрел, раздавшийся откуда-то с горного склона. Солнце всходило в розово-синем небе. Раздался второй выстрел, еще более отдаленный. Но рядом с ними было тихо. Несмотря на перчатки, пальцы, сжимающие ружье, совсем замерзли. Казалось, они никогда уж не разогнутся. И Антонио Роке сжимал и разжимал правую руку, чтоб она не закоченела. В это мгновенье грохот потряс воздух, и Дока крикнул:

— Не двигайтесь с места!

Это был их первый выстрел. И вся чаща вдруг словно взорвалась. Верно, был еще один или несколько. Он слышал, как дважды щелкнул затвор ружья Доки.

— Не двигайтесь с места! Я сам пойду.

Дока вплотную приблизился к зверю и, ловко схватив его за задние лапы, поволок за ближний куст. Вдалеке слышались выстрелы.

И снова они остались недвижно стоять, ожидая, что произойдет. Так прошло более часа, когда вдруг вышел из густых зарослей дрока крупный, матерый волк, а за ним другой — помельче. Два выстрела грянули разом, а потом еще один и еще один. Шедший впереди зверь покатился по земле, взвыл, снова поднялся, взвился в воздух в последнем сильном прыжке — и упал, корчась в судорогах, тогда как низкорослому, очевидно самке, удалось отбежать к опушке леса. Но со сломанной ногой далеко не уйдешь, и Антонио Роке успел всадить в него еще две пули.

— Вот удача!

— Именно… — подтвердил Дока.

И они спустились в овраг за своей добычей. Солнце стояло уже высоко, и загонщики приближались.

— Видно, все, я на всякий случай пойду навстречу загонщикам. Вскорости вернусь…

И стал пробираться между соснами, а Антонио Роке вернулся на свое место. Но едва он взглянул перед собой, как внезапная дрожь овладела им: в нескольких шагах от него пересекал просеку зверь из легенды, знаменитый Белый Волк, огромный и грозный, который, остановясь на мгновенье, взглянул на него и со спокойным безразличием продолжал свой путь. Антонио не торопясь прицелился и спустил курок. Послышался сухой треск, словно ружье дало осечку. Зверь остановился, лапами в луже крови, и снова взглянул на охотника. Антонио Роке словно окаменел и не сделал больше ни одного выстрела. А волк продолжал стоять и смотреть на него, но теперь с какой-то печалью. Он был вдвое больше своих сородичей, и шерсть у него была белая, порыжевшая на боках. Антонио Роке чувствовал, как у него дрожат руки. Но то был не страх. Он потом так и не смог объяснить, что испытывал в тот момент. Подробности начисто изгладились из памяти. Он помнил только, что волк в конце концов отвернулся от него и стал медленно пробираться вверх по склону, пока не исчез в сумрачной чаще соснового бора. Внезапно Антонио услышал какой-то шум за спиной и, резко обернувшись, вскинул ружье.

— Что с вами, сеньор Тониньо?

— Господи, я чуть было не застрелил тебя, дружище! Мне уж всюду мерещатся волки. Я только что видел Белого Волка, вот тут, рядом, в луже крови. И промахнулся. Представь себе… Он ростом с осла. Показал мне спину и пошел вверх по горе, медленно так, словно совершает прогулку.

— Вы шутите…

— Честное слово.

Первые загонщики показались на вершине холма, и Дока почувствовал облегчение.

— Пойдемте отсюда, хозяин. Вы расстроены.

— Ты с ума сошел. Такой же волк, как другие.

— И то правда, — и, повысив голос, закричал: — Эй! Троих сюда!

Загонщики спустились в долину. С противоположной стороны уже приближались другие. Двое из них несли убитого волка, подвешенного на жерди, концы которой лежали у них на плечах. Волкам, поваленным на лугу, связали лапы, срубили молодые сосенки, из которых получился длинный шест, подвесили на нем трех убитых волков вниз хребтом, и караван двинулся. Антонио Роке нагнал товарищей и рассказал им о своем приключении. Все рассмеялись. Правда, кроме слуг и местных жителей, взглянувших на него с беспокойством.

Ужин кончился, и вкруг скудного стола семья Жоана Полако также благодарила бога. Сам хозяин, в заплатанной одежонке и с перепачканными застывшей смолой руками, его жена, худенькая и незаметная, сморщенная, словно кора старого дуба; отец и мать, источенные временем; десятилетний сын, маленький калека со взглядом испуганного звереныша, — все торжественно поднялись на молитву.

Жоан, с почернелым лицом, перечерченным шрамом от кривого садового ножа, начал свое бормотанье, скорей для себя самого, чем для того, чтоб быть услышанным другими:

— Хвала святому Себастьяну, и да оградит он нас от голода, чумы и войны. Отче наш…

Последовала глубокая тишина. Затем голос послышался снова:

— Будь благословенна святая Варвара, огради нас от бурь и гроз. Аве Мария…