Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Краски мира 3 (ЛП)

– Мм… Энек?

И все же не могу отрицать, что я люблю ее такой, какая она есть. Ведь из этой черты характера проистекает ее искренность.

– Все хорошо… все хорошо, и… эй, щекотно! Эй!

Я игрался с ней; после где-то трех отбитых ею атак Хозяйка обняла меня и зарылась лицом мне в морду.

– Нельзя останавливаться. Правильно?

Ничто на свете мне не нравится так сильно, как ее профиль, когда она в гордом одиночестве идет по полям. Я заворчал, потом гавкнул. Хозяйка обняла меня еще крепче, почти до боли, и отпустила.

– Давай зайдем к епископу, – ее глаза были красны от слез, но улыбалась она искренне. – И потом, если исповедаемся у священника, нам это сослужит добрую службу, а? – продолжила она, собираясь на улицу. Она не заметила, как я свернул хвост кольцом, спрашивая ее, достаточно ли я сильный.

Хозяйка!

– Пойдем, не смотри на меня так! Играть сейчас некогда!

Никогда я не был более признателен, чем сейчас, что не умею говорить!

***

Когда мы вышли с постоялого двора, небо было уже красным. В предыдущей жизни нам скоро пришлось бы готовиться к ночлегу.

Хозяйка слегка зевнула на ходу – это проявлялись остатки сонливости, которую она ощущала после долгого и утомительного плача. Заметив мой взгляд, она отвернулась, пытаясь скрыть зевок.

Улицы были так же малолюдны, как и раньше, но в свете закатного солнца выглядели еще печальнее. Хозяйка не любила сумерки и, пока мы шли в одиночестве по пустым улицам, не убирала руки с моего загривка.

Не могу винить ее в этом. Я тоже не люблю сумерки. Если меня спросят, что именно мне в них не по душе, я отвечу прямо: длинные тени. Когда Хозяйка стоит на вершине маленького холма и смотрит на закат, у нее такая громадная тень! Из-за этих теней трудно определять истинный размер предметов, это заставляет меня тревожиться без нужды. На закате даже у овец тени ужасающе длинные.

На здешних заброшенных улицах тени были только наши с Хозяйкой, и все равно они внушали мне какое-то смутное беспокойство. Один раз я ощутил чье-то еще присутствие и встретился с настороженным взглядом бродячего пса. Лишь когда мы дошли до церкви и там наконец увидели лица других людей, Хозяйка вздохнула с облегчением. Я ее очень хорошо понимал.

– Надеюсь, Его святейшество хорошо себя чувствует, – сказала Хозяйка.

Я бы ей не смог ответить, даже если бы она меня спросила, но если вспомнить его состояние прошлой ночью – кто знает, выкарабкается он или нет.

Человеческое тело такое непрочное.

Я не мог не заметить, что Хозяйка сделала глубокий вдох. Ее напряженное лицо выдавало решимость не трусить, в каком бы плохом состоянии ни оказался Джузеппе.

– А, ты та самая девушка… – раздался голос, обращенный к Хозяйке, как только мы вошли в церковь.

Сразу за открытыми дверями церкви собралась кучка полных женщин; они о чем-то перешептывались.

Мои невеликие познания подсказали мне, что, судя по белой ткани, покрывающей их руки и головы, эти женщины ухаживают за двумя важными особами, прибывшими в церковь.

Когда за тобой присматривают такие крепкие на вид люди, понятно, что чувству слабости, угрожающему загасить свет сознания, места не остается.

– Ээ, мне захотелось спросить о состоянии здоровья Его святейшества.

– А, понятно. Сейчас он спокойно спит. Несмотря на ужасную рану, совсем недавно он без перерыва молился.

Среди людей, как и среди зверей, в любой группе, где больше трех, всегда есть вожак. С нами сейчас говорила самая крепкая из женщин, а остальные согласно кивали.

– Что, такая плохая рана была?

– Да, была плохая. Когда мы проснулись и прибежали сюда, то сначала подумали, что она не очень плоха, но в его возрасте… Но Его святейшество благословлен Господом, так что он непременно скоро поправится, – и женщина улыбнулась надежной улыбкой, которая очень шла к ее крепкой фигуре; такая улыбка даже страдающего в агонии человека может умиротворить и тихо проводить в мир иной. Хозяйка совершенно не умеет фальшиво улыбаться, но даже она невольно вернула улыбку.

– А, эээ… а второй?

Хозяйка с трудом выдавила из себя этот вопрос – она же сама видела, какая ужасная у него была рана.

– У него рана на голове, но она нестрашная. Было много крови – и из головы, и из носа, – поэтому она казалась хуже, чем была на самом деле. Он до сих пор не пришел в себя, но цвет лица у него хороший – думаю, скоро он очнется.

Нередко бывает, что овца, упав со скалы или с крутого берега, теряет сознание, а потом тихо умирает, так и не придя в себя.

Но женщина явно ни о чем не беспокоилась, и Хозяйка серьезно кивнула в ответ.

– Могу ли я их обоих навестить?

– Хмм? О, конечно. Его святейшество был занят своими священными обязанностями, но все равно несколько раз спрашивал о тебе, – сказала женщина и, посмотрев на меня, добавила: – И о твоем черном рыцаре тоже.

Должно быть, именно поэтому женщины не боялись смотреть на меня. Я был доволен, но Хозяйка почему-то смутилась, когда меня назвали рыцарем. Хозяйка, ты не гордишься мной, когда меня хвалят?

– Энек – рыцарь? Это, ну…

– Нет-нет! Нам сказали, что деяния этого маленького черного рыцаря очень помогли принести свет надежды в наш город. И, конечно, то же самое сказали про юного ангела, путешествующего вместе с ним.

– Ангела? О… н-нет, я не… – Хозяйка залилась краской до ушей и опустила голову. Ей уже доводилось слышать, как ее зовут духом или феей, но это всегда было с ноткой подозрительности. К похвалам она была совершенно непривычна.

Смущение Хозяйки начало смущать и меня; я гавкнул и потерся носом о ее ногу.

– Ха-ха-ха! Видишь, даже твой маленький рыцарь считает, что такая скромность вовсе не нужна!

– …

Хозяйка не могла облечь свои мысли в слова, но, заглянув в ее опущенное лицо, я увидел, что оно отнюдь не недовольное.

– В общем, можешь смотреть на Его святейшество, сколько хочешь. У них обоих такое блаженство на лицах, когда они спят.

Женщина говорила таким тоном, будто хвасталась собственными детьми, и я вполне понимал, почему. Те два человека вернули городу надежду, а значит, ими можно было гордиться. Со мной и Хозяйкой тоже хорошо обращались благодаря этой надежде.

Конечно, это только естественно, что работа должна быть оплачена; поэтому мы должны стоять гордо и принимать почести. Но что бы стали делать все эти люди, если бы узнали, что Хозяйка была пастушкой?

Я молился богу, который вроде как живет в этой церкви, чтобы женщины не стали интересоваться, какая связь между мной и Хозяйкой.

– Сюда, пожалуйста.

Я оставил молитвы, когда женщина повела нас с Хозяйкой в глубь церкви.

Человек, на которого мы работали пастухами, тоже был церковником, так что нам и раньше доводилось иногда заходить в церкви. Эту назвать большой было никак нельзя, даже из лести.