Исуна Хасэкура - Волчица и пряности (ЛП)

Все было так, как сказал Хьюг. Те, кто обнажают зубы и когти, погибают первыми.

Капелланы на поле боя могут лишь молиться. А поскольку молитва не способна остановить меч, они в сражениях непосредственно не участвуют.

И поэтому Фран выжила.

– Ты.

Голос Хоро вывел Лоуренса из задумчивости, но больше она ничего не сказала.

– Прости.

Скорее всего, по его лицу Хоро поняла, что он хотел сказать дальше. Ветер дул снизу, от реки; он нес с собой снег вдоль замерзшей поверхности, потом между Лоуренсом и Хоро – и уносил его в лес.

– Мы не можем ей помочь? – коротко спросил Лоуренс.

Вместо ответа Хоро протянула руку, словно требуя книгу.

– Ну? – произнесла она, подняв голову, после того как прочла письма.

Возможно, она не поняла всех тонкостей, но ухватила суть. Ведь Коул в кои-то веки высказал свое собственное мнение и побежал за Фран. Уже от одного этого Лоуренс и Хоро не могли просто так отмахнуться.

– Я знаю: все, что у меня есть, – дешевое сочувствие.

– Тогда почему?

Лоуренс в ответ улыбнулся, но не потому, что хотел изобразить улыбку. Просто он стеснялся того, что собирался сказать.

Глянув на Лоуренса с подозрением, Хоро ухватила его за ухо. Но улыбаться он не перестал. Такие глупые были его мысли.

– Я просто подумал – хорошо было бы, если бы этот мир был не таким жестоким.

Хоро его не выпустила.

Взгляд Лоуренса оставался прикованным к ней.

– Я подумал, как было бы прекрасно, если бы все шло хотя бы чуть-чуть более гладко. Как было бы мило проскользнуть мимо реальности и здравого смысла. Что-то вроде этого.

Отряд наемников Фран не смог избежать реальности. Фран осталась в живых, и Лоуренс просто не мог себе представить, чтобы она всерьез верила, что сумеет найти чудо, ускользавшее от ее товарищей.

Водяная мельница будет возведена, а Фран, если ей совсем не повезет, погибнет. И даже если все пойдет не настолько плохо – если сравнить число выживших и число погибших, правда этого мира становится предельно ясна. Это знает любой ребенок, которого поколотили за плохое поведение.

Однако Катерина приняла то, что все звали ее ведьмой, что ее поносили, что ей пришлось жить в хибарке, где ее поддерживала лишь вера, – все для того, чтобы кинуть взгляд на легенду, которую, как подсказывал здравый смысл, увидеть невозможно.

Ее не заботили ни фальшивые чудеса, ни дешевое сочувствие.

В мире все же есть место добру. Она в это верила.

– Воистину ты дурень, – произнесла Хоро с очень озадаченным видом и вздохнула. Она выпустила его ухо, словно ей было невыносимо оставаться рядом с таким дурнем. Но одновременно мизинцем другой руки она обвила безымянный палец Лоуренса. – Ты ведь знаешь, что на самом деле мир – не такое уж приятное место?

Хоро была Мудрой волчицей. Она легко видела, что пряталось за глупыми фразами ее спутника.

– Знаю. Но –

– Но?

Если он ответит неправильно, Хоро может уйти от него сразу и навсегда… так он подумал бы еще недавно.

Лоуренс взял Хоро за руку и притянул к себе.

– Ты сама разве не хочешь помочь этой упрямой девочке с таким болезненным прошлым и с такой целью, от которой она не может отступиться?

Хоро оскалила клыки. Они были очень белые.

– Если ты потерпишь неудачу, я тебя не прощу.

– Конечно, – ответил Лоуренс, легонько ткнувшись лбом в ее лоб. – Конечно.

***

– Но что именно ты собираешься сделать? – спросила Хоро, когда она наконец сдалась и они с Лоуренсом направились к хибарке.

– Ничего особо сложного. Я просто буду говорить о Катерине как о святой.

– …Значит, ты все-таки ее продашь?

– Нет. Вовсе нет – мне надо будет всего лишь сказать, что нас наняли, чтобы мы подтвердили прошение о ее канонизации.

Это означало бы ни больше ни меньше как то, что на эти земли устремили свой взор влиятельные фигуры, ответственные за канонизацию. Если после этого с Лоуренсом и его спутниками произойдет странный несчастный случай или же что-то плохое будет предпринято против жителей деревни, землевладелец наживет себе очень большие неприятности.

– Но даже самый глупый землевладелец обязательно начнет проверять, особенно если он еще и трус. Даже если прошение о канонизации в самом деле сейчас рассматривается, он очень скоро поймет, что мы к этому никакого отношения не имеем. Чего же мы этим?.. – и голос Хоро увял, как только она все поняла.

На ее лице появилось недовольное выражение – как и ожидал Лоуренс.

– Я же сказал, что мне потребуется твоя помощь?

– …Я думала, ты имел в виду мою мудрость, – пробурчала Хоро, и ее губы изогнулись в усмешке. Но больше она ничего не произнесла.

– В легенде об ангеле говорится, что завыл громадный зверь. Если ты поможешь, можно будет устроить зрелище, которое любого убедит, что Катерина была святой.

– Мм.

– Истина в том, что канонизация Катерины сейчас приостановлена. До тех пор, пока Церковь публично не подтвердит, что она святая, нет никаких ценностей в виде священных реликвий. А если нет никаких ценностей, как я могу их продавать?

– Довольно-таки бесчестный план, если тебя интересует мое мнение, – перебила Хоро без намека на интерес.

– Ты могла бы хотя бы назвать его «хитроумным».

Хоро вздохнула, словно давая понять, что это по сути одно и то же.

– В общем, землевладельцу надо сказать не очень-то много. Когда вера и деньги переплетаются между собой, стоит слухам начать расходиться – и его ничего хорошего не ждет. Так мы ему и скажем.

Для землевладельца, запертого между Церковью и язычниками, это будет серьезный аргумент. Ему придется сидеть тихо, как выдрессированному псу.

Конечно, невозможно сказать, надолго ли они смогут его сдержать. Но Лоуренс был уверен, что времени хватит.

Во всяком случае – хватит, чтобы Фран отказалась от погони за легендой об ангеле.

– Что ж, думаю, это лучше, чем сбежать, поджав хвост, – произнесла Хоро, подкидывая полешко в очаг хибарки.

***

Катерина Люччи была в одном шаге от того, чтобы Церковь официально признала ее святой.

Ее дневник был не столько дневником, сколько простым перечислением того, что она делала каждый день. Однако этого было более чем достаточно, чтобы понять, каким человеком она была и как она жила.

С ней советовался архиепископ, чье имя было знакомо даже Лоуренсу, а также одна аристократка и очень богатый торговец. Она проводила свои дни, отвечая на подобные письма, а также изучая вопросы, важные для Церкви, переводя Священное писание на другие языки и копируя важные бумаги.

Одно лишь это свидетельствовало о чистой и праведной жизни, но своему дневнику Катерина также поверила некоторые из своих глубочайших мыслей.

Она на время передала свои переводы Священного писания епископу, когда он ее об этом попросил, но когда уговоренное время истекло, он отказался их вернуть. Книготорговец против ее воли оставил себе ее манускрипт, чтобы продать. Совет Церкви решил, что богословием не должны заниматься женщины, и ей пришлось писать под чужим именем.