Тиффани Райз - Дэниел. Часть вторая

Боже, те первые дни с Мэгги казались безумием. Дэниел Колдвелл, чуть за двадцать, который едва зарабатывает себе на хлеб на первой настоящей работе и снимает жильё на пару с двумя приятелями, внезапно стал встречаться с Маргарет Делани - почти под сорок, ошеломительно красивой, партнёром юридической фирмы и обладательницей двадцати пяти миллионов долларов на банковском счету.

Дэниел бросил взгляд на ковёр, тянущийся до книжных шкафов. Мэгги привезла его из Турции всего за пятьдесят штук, полки же он сам заставил книгами, собранными в их путешествиях по всему миру. Эти книги куплены на его собственные деньги, ему платили их за работу, которую он не бросил даже после свадьбы.

А бери он по доллару с каждого, кто упрекал его в том, что он мальчик-игрушка у своей более старой жены, разбогател бы не хуже Мэгги. Конечно, никто не знал, что за закрытыми дверьми та сама становилась его игрушкой, его собственностью. Это она познакомила его с Кингсли и его командой извращенцев - командой, к которой она втайне принадлежала. Мир наверху знал её как сильного адвоката, подполье - как одну из своих выдающихся саб. Когда они начали спать вместе, Дэниел ничего не знал о том, как быть Д оминантом.

Просто знал, что его заводит, а коленопреклонённая Мэгги его заводила. Всем же остальным доминантским приёмам обучил его Кингсли. Мэгги учила тоже: как прикасаться к себе, как использовать, насколько далеко она может, хочет зайти. Он любил эту женщину с такой силой, что обладание ей казалось естественным как дыхание или способность ходить. Разумеется, она им тоже владела. Возможно, в спальне она и носила его ошейник каждую ночь, но в ту секунду, когда на его пальце оказалось обручальное кольцо, Мэгги приобрела над ним такую же или даже большую власть, чем он над ней.

А когда она заболела, это не изменило ничего, разве что пред лицом невозможного Дэниел научился любить её даже больше. Онколог Мэгги, один из лучших специалистов мира, предоставил ей выбор. Два-три месяца относительно полноценной жизни и последующее быстрое и болезненное ухудшение, либо до года, если она продолжит сражаться и пойдёт на радио- и химиотерапию, после которой будет чувствовать себя больной и обессиленной.

Дэниелу никогда не забыть, как она обратила на него свои серые, усталые глаза и сказала:

- Я бы променяла целую жизнь в больнице на одну ночь с тобой в нашей постели.

Он позволил Мэгги отказаться от борьбы, и это его убивало. Но, уважая её выбор, он плакал лишь когда она выходила из комнаты.

Итак, он пообещал, что сделает эти два месяца самыми лучшими в её жизни. Любая прихоть, ведь они могут поехать, куда угодно, делать, что угодно... любая дикая фантазия, что придёт ей в голову - и он её осуществит. Однажды ночью, после того, как он занялся с ней любовью, осторожной, чтобы не оставить следов, так как кожа Мэгги слишком легко покрывалась синяками, жена прошептала ему на ухо просьбу:

- Не возражаешь, если я позвоню Кингсли?

Ради своей умирающей жены, которой осталось жить один, может, два месяца, Дэниел позвал бы весь военно-морской флот США, если бы она захотела, чтобы тот её обслужил.

- Не стоит, - ответил он тогда. - Я позвоню ему сам.

Дэниел позвонил Кингсли, и Кингсли сделал то же, что и всегда - пришёл. Вопреки опасениям, он не отпрянул, увидев Мэгги: рак уничтожил красавицу-жену Дэниела, превратив в жену весом в сорок три килограмма и с волосами, что только начали отрастать после месяца без химиотерапии. Но Кингсли даже не поморщился. Той ночью в их супружеской спальни Кингсли проделал с Мэгги кое-что, удивившее даже Дэниела. А затем, по просьбе жены, Дэниел позволил Кингсли проделать одну удивительно приятную штуку и с собой. С Мэгги же Кингсли обращался так, словно она самая соблазнительная, неотразимая и экзотичная женщина на планете Земля. И за доброту, которую он проявил той ночью, заставив Мэгги позабыть о раке, Дэниел готов сделать для него чуть ли не всё на свете.

В том числе поприсутствовать на этом его чёртовом аукционе. И сходить к его чёртову портному. И остаться в этом чёртовом городе, который без Мэгги рядом кажется одновременно перенаселённым и пустым.

Простонав, Дэниел провёл рукой по лицу и направился к двери. На сегодня миллион дел, и скоро придут уборщики приводить квартиру в порядок, так что лучше быть отсюда подальше. После смерти Мэгги этим жильём пользовались только её родители во время своих вылазок в город, но уже месяцы, как никто тут не останавливался.

В не самом лучшем расположении духа Дэниел взял такси и отправился к портному. И всё-то у Кингсли не как у людей. Нет, чтобы просто выбрать костюм от Армани в манхэттенском бутике и отдать подогнать по фигуре, Кингсли нужен древний гей-итальянец из Гринвич-Виллидж, что в своём трёхэтажном доме без лифта шьёт ему на заказ эксклюзивные костюмы ручной работы.

Порой Кингсли слишком уж серьёзно воспринимает часть «кинг» в своём имени, будто и впрямь считает себя королём.

Синьор Витале поприветствовал Дэниела чрезмерно многочисленными поцелуями в щёки, но Дэниел не протестовал: восьмидесятилетний синьор Витале куда симпатичнее, чем его прежняя начальница Пейдж, вечно норовившая облапать.

Дэниел ждал посреди комнаты перед трёхстворчатым зеркалом. Где-то в здании у сеньора Витале был настоящий магазин со стеллажами с одеждой, но лишь особые клиенты удостаивались приглашения в его мастерскую.

- Я позову помощницу. У неё глаз лучше намётан снимать мерки. Оставлю вас в её руках. - Синьор Витале исчез за ширмой, и несколькими минутами позже появилась женщина в сером шерстяном костюме а-ля сороковые, в чулках телесного цвета и с аккуратным узлом рыжих, собранных на затылке волос. Из-за чопорных очков на кончике носа Дэниел её сначала не узнал, но тут она заговорила:

- О... это вы. - И скрестила руки на груди.

- А, у квебекской девчонки есть дневная работа, - ответил Дэниел ухмылкой, которая, как он надеялся, разозлил рыжую ещё сильнее.

Аня постучала по полу ногой, обутой в туфлю «рэтро-шик» на высоком каблуке, и этот звук эхом раскатился по всей, похожей на большой гардероб, комнате.

- У квебекской девчонки несколько работ, - вытаскивая блокнот и крошечный карандаш, ответила она. - Дома в Монреале у неё пять братьев и сестёр, и когда-нибудь им захочется в колледж. А теперь стойте смирно.

Аня сняла с шеи измерительную ленту и зашла за спину Дэниелу.

- Пять братьев и сестёр? Боже правый! Бедная ваша мать.

- Очень бедная. - Она шлёпнула его лентой по спине. - Мама умерла пять лет назад.

- А ваш отец?

Аня издала полный отвращения звук, который Дэниел раньше слышал только от Кингсли, и то лишь, если кто-то осмеливался спросить, какую машину тот водит. Как правило, он закатывал глаза, издавал точно такой же чисто французский презрительный звук и отвечал: «Я не вожу. Меня возят».