Юрий Алянский - Театр в квадрате обстрела

«Если горькие сводки Советского Информбюро начала войны стали в противоречие с предвоенными заверениями о том, что врага будут бить на его территории, — пишет в «Повести о том, как возникают сюжеты» Александр Штейн, — то искусство наше в его лучших произведениях, напротив, подготовляло поколение, вступившее в войну, к правде войны, вводило поколение в тяжелую и драматическую ее суть».

Это поколение, мое поколение, окончив незадолго перед войной средние школы, смотрело в кино фильмы об Александре Невском и Чкалове, «Семью Оппенгейм», «Истребителей». Мы тогда не думали всерьез о том, что и нам придется встретиться лицом к лицу с немецкими псами-рыцарями, узнать о судьбе Бабьего Яра и напряженно наблюдать за «ястребками», идущими в боевую атаку. Да, мы не ждали этого и, признаться, не очень-то готовили себя к этому.

На сцене Театра драмы имени Пушкина мы смотрели спектакли «Ленин», «Полководец Суворов», постановку замечательной пьесы Карела Чапека «Мать». Мы знали, что Чапек недавно умер и что «Мать» — его последняя пьеса, но не задумывались о том, что она — одно из первых сценических произведений, предостерегавших против фашизма. Сколько антифашистских пьес должно было последовать за ней!

Героиня пьесы, Мать, отдает войне всех своих сыновей. Только последнего, младшего сына не хочет она отпустить. Пусть хоть он останется с ней!

Действенным персонажем спектакля стало радио. Его голос вносил поправки в душевные движения героев драмы. Чапек показал, как в минуты наивысшей опасности для народа радио становится голосом человеческой совести.

Мать вступает с радиоголосом в острый конфликт, полагая, что это именно она, женщина из радиостудии, проникая во все пражские квартиры, отнимает у матерей их последнюю надежду, их детей, их счастье…

Женский голос по радио. Слушайте, слушайте, слушайте! Призываем всех мужчин к оружию! Призываем всех мужчин! Слушайте! Как раз сейчас мы принимаем по радиотелеграфу сообщение с нашего судна «Горгона». Одну минуту, трудно разобрать… «Наше судно «Горгона»… Боже мой!.. Простите, у меня там сын!.. Слушайте!.. «Наше учебное судно «Горгона»… имеющее на борту четыреста воспитанников младших классов морского училища… сделало попытку прорвать неприятельскую блокаду, чтобы возвратиться в свой порт. В пять часов семь минут… неприятелю удалось попасть в судно торпедой. «Горгона»… идет ко дну…» Мой сын! Мой мальчик!..

Мать. Значит у тебя есть все-таки сын? У тебя тоже есть свое дитя?..»

Поединок Матери с голосом по радио, с самой собой оканчивается победой совести. Мать срывает со стены винтовку и протягивает ее последнему, младшему сыну: «Иди!»

Мы, ленинградцы, мое поколение, аплодировали актерам, обсуждали, как показаны на сцене те герои пьесы, что уже убиты и мертвыми являются домой, чтобы сказать и свое слово о войне. Осенью 1939 года мы выходили из Александринки на площадь Островского, шли по желтым и мокрым листьям в сквере и не могли тогда знать, что меньше чем через два года, 19 августа 1941 года, диктор ленинградского радио, сдерживая волнение, сообщит о только что произведенном в Финском заливе бандитском потоплении госпитального судна «Сибирь», на борту которого эвакуировались из Таллина в Ленинград дети, женщины и раненые красноармейцы — тысяча триста человек. В этот день многие матери Ленинграда, Москвы, Севастополя, Одессы сами протянут винтовки своим сыновьям.

Бегло просматривая газеты в поисках откликов на постановку «Матери», мы не догадывались, что Чехословакию выдали фашистам в качестве платы за обещание напасть на нашу страну; что показанная на сцене трагедия чешского города и чешской семьи была не только финалом театрального представления, но и началом второй мировой войны.

Поколение готовилось к войне, хоть и не очень понимало ее роковую близость. Даже вступив в войну, поколение еще мало знало о ней. Но, эвакуируя детей, отправляясь на призывные пункты, берясь за оружие, люди стремились сберечь не только вскормивших их матерей, но и растившее их искусство.

Эпопея ленинградской блокады выявила истоки человеческих сил, душевной твердости. Одним из главных источников нравственной силы людей стало искусство. Надо негодовать, но стоит ли удивляться, что в фашистских планах обстрела Ленинграда памятники искусства, культуры распределялись по квадратам обстрела и педантично нумеровались в качестве объектов уничтожения?! Эрмитаж значился как объект № 9. На специальной панораме города, розданной артиллеристам, были помечены важные ориентиры. Это выглядело так: «Театр, 18 700 м».

Фашистские артиллеристы обстреливали театры и Филармонию, радиокомитет, музеи, издательства и типографии. Фашистские пропагандисты не раз кричали, что все это давно уничтожено. Они клеили фотомонтажи, где тупые физиономии гитлеровских вояк красовались на фоне россиевской Александринки; а в это время в ее переполненном зале шла героическая музыкальная комедия «Раскинулось море широко». Гитлеровские газеты не раз сообщали, что «зендерцентр» в Ленинграде уничтожен, а в это время радио работало круглые сутки, разнося голос Ленинграда на всю страну, на весь мир.

21 декабря сорок первого года ленинградское радио передало телеграмму из Парижа: «Германские оккупационные власти решили снести памятники Вольтеру и Жан-Жаку Руссо, металл будет использован для нужд военного ведомства». Они воевали и с памятниками: в Кракове снесли статую Шопена, в городе Пушкине стреляли в памятник поэта. Памятники искусства России делили судьбу людей.

Вдоль главного фасада Адмиралтейства раскинулся сад — ныне он носит имя Максима Горького. Здесь, в числе других скульптур, стоит бюст Лермонтова, выполненный в конце прошлого века скульптором В. Крейтаном. В сорок втором году сюда ударил снаряд. Лермонтов был ранен осколком в лицо.

В Некрополе Александро-Невской лавры — могила легендарной современницы Пушкина и Лермонтова артистки Варвары Асенковой. Умершая в двадцать четыре года, Асенкова осталась в истории русской сцены прекрасным поэтическим видением. В год столетия со дня ее смерти, в 1941 году, в ее могилу ударил немецкий снаряд. От памятника остались куски камня; на дне воронки — темная вода…

Во второй половине декабря сорок первого года группа разведчиков — матросов с линкора «Марат» — проникла ночью, на лыжах, в Новый Петергоф, уже занятый фашистами. Матросы должны были выяснить расположение огневых точек противника на берегу. Моряки-балтийцы оказались первыми, кто увидел пустующее место знаменитого фонтана «Самсон, раздирающий пасть льва», замечательной бронзовой статуи Михаила Козловского. Скульптура стала объектом кражи со взломом: фашисты сорвали ее с места и увезли.